Осень средневековья
Шрифт:
Мне сердце истинную суть
Открыть не пожалеет сил, --
В бумаги б только заглянуть.
Quant ce m'eut dit, il print sa voye
Et d'avecques moy se partoit.
Apres entrer je le veoye
En ung comptouer qu'il avoit:
La, de ca et de la queroit,
En cherchant plusieurs vieulx caiers
Car le vray monstrer me vouloit,
Mais qu'eust visitez ses papiers...[21]
И с этим я оставлен был,
Но путь его я проследил.
Он
Там к строкам выцветших чернил
Свой сердце устремило пыл,
Тщась кипу дел перевернуть:
Дабы всю правду я узнал,
В бумаги нужно заглянуть...
Здесь преобладает комическое, но далее -- уже серьезное:
Ne hurtez plus a l'uis de ma pensee,
Soing et Soucy, sans tant vous travailler;
Car elle dort et ne veult s'esveiller,
Toute la nuit en peine a despensee.
En dangier est, s'elle n'est bien pansee;
Cessez, cessez, laissez la sommeiller;
Ne hurtez plus a l'uis de ma pensee,
Soing et Soucy, sans tant vous travailler...[22]
В ворота дум моих не колотите,
Забота и Печаль, столь тратя сил;
Коль длится сон, что мысль остановил,
Мучений новых, прежним вслед, не шлите.
Ведь быть беде, коль не повремените, --
Пусть спит она, покуда сон ей мил;
В ворота дум моих не колотите,
Забота и Печаль, столь тратя сил...
Любовная лирика, проникнутая мягкой грустью, приобретала для людей XV столетия еще большую остроту из-за того, что ко всему этому примешивался некоторый элемент профанации. Но травестия любовного в церковные одеяния приводит не всегда к непристойному образному языку и грубой непочтительности, как в Cent nouvelles nouvelles. Она сообщает форму самому нежному, почти элегическому любовному стихотворению, созданному в XV в.: L'amant rendu cordelier a l'observance d'amours.
Мотив влюбленных как ревностных исполнителей устава некоего духовного ордена дал повод для превращения круга Шарля Орлеанского в поэтическое братство, члены которого называли, себя "les amoureux de l'observance". К этому ордену, по всей видимости, и принадлежал неизвестный поэт -- не Марциал Оверньский, как ранее предполагали[23], -- автор L'amant rendu cordelier.
Бедный, разочарованный влюбленный, удалившись от мира, попадает в чудесный монастырь, куда принимают только печальных "les amoureux martyrs" ["мучеников любви"]. В тихой беседе с приором излагает он трогательную историю своей отвергнутой любви, и тот увещевает его позабыть о ней. Под одеянием средневековой сатиры уже чувствуется настроение, свойственное скорее Ватто и культу Пьеро, не хватает лишь лунного света. "Не было ли у нее в обычае, -- спрашивает приор, -- бросить вам время от времени любовный взгляд или, проходя мимо, сказать вам: "Dieu gart" ["Храни Господь"]?" -- "Столь далеко у нас
Et puis, quant je oyoye les verrieres
De la maison que cliquetoient,
Lors me sembloit que mes prieres
Exaussees d'elle sy estoient.
Когда же мне донесся в слух
Оттоль идущий звон стекла,
Тогда мне показалось вдруг:
Моим мольбам она вняла.
"Были ли вы уверены, что она вас заметила?" -- спрашивает приор.
Se m'aist Dieu, j'estoye tant ravis,
Que ne savoye mon sens ne estre,
Car, sans parler, m'estoit advis
Que le vent ventoit[24] sa fenestre
Et que m'avoit bien peu congnoistre,
En disant bas: "Doint bonne nuyt";
Et Dieu scet se j'estoye grant maistre
Apres cela toute la nuyt.
Я поражен был наипаче,
С собой не в силах совладать:
Мне показалось, не иначе,
Повеял ветер -- знак подать
Ей, и она -- меня узнать
Сумев -- шепнула: "Доброй ночи";
Бог весть о чем еще мечтать
Я мог в течение сей ночи.
В ощущении такого блаженства он спал прекрасно:
Tellement estoie restaure
Que, sans tourner ne travailler,
Je faisoie un somme dore,
Sans point la nuyt me resveiller;
Et puis, avant que m'abiller,
Pour en rendre a Amours louanges,
Baisoie troys fois mon orillier,
En riant a par moy aux anges.
Столь сильно духом я воспрял,
Что на постеле не метался,
Всю ночь златые сны вкушал
И до зари не просыпался;
Пред тем же, как вставать собрался,
Любви воздать хвалу желая,
Три раза я поцеловал
Подушку, от блаженства тая.
В момент его торжественного вступления в орден его дама, которая пренебрегла им, лишается чувств, и подаренное им золотое сердечко, покрытое эмалью из слез, выпадает из ее платья.
Les aultres, pour leur mal couvrir
A force leurs cueurs retenoient,
Passans temps a clorre et rouvrir
Les heures qu'en leurs mains tenoient,
Dont souvent les feuilles tournoient
En signe de devocion;
Mais les deulx et pleurs que menoient
Monstroient bien leur affection.
Другие, налагая бремя
На сердце, боль свою скрывали
И часословы все то время --
В руках же оные держали --
С усердьем, ревностно листали
Благих в знак помыслов своих;
Но очи -- слезы застилали