Осень
Шрифт:
Ци-ся внесла умывальный таз, приговаривая:
— Заждались, барышня? Пришлось в кухне долго дожидаться воды. Что же вы не садитесь? — удивленно прибавила она, ставя таз на стол. — Давайте я выжму полотенце.
— Я сама. — И Шу-чжэнь вышла вслед за ней.
— Ты побудь немного с Шу-чжэнь, — обратился Цзюе-минь к сестре, он видел, что Шу-чжэнь пришла в себя, и успокоился. — А я пошел, у меня дела.
— Иди. Я знаю, что делать, — улыбнулась Шу-хуа. Но не успел Цзюе-минь дойти до дверей, как она вдруг окликнула его.
— Что еще? — спросил он.
— Хочешь покушать? Есть засахаренные зерна, поджаренные на сале, и
Цзюе-минь покачал головой.
— Бабушка прислала. Тут и твоя доля есть. Я немного погодя пришлю тебе с Ци-ся.
— Не стоит. Я возьму немного и хватит. — И Цзюе-минь шагнул к столу.
24
Цзюе-синь долго сидел за столом, глядя в раскрытый роман, но ничего не понимая. Он пытался сосредоточить внимание на мелком шрифте, но это плохо ему удавалось: смысла он так и не схватывал. В голове, казалось, была сплошная пустота, там раздавались лишь голоса ругающихся женщин. Эти грубые, визгливые звуки назойливо лезли ему в уши; ему казалось, будто кто-то напильником водит ему по нервам. Сначала это причиняло ему боль, затем чувства его притупились. Духота, казалось, гипнотизировала и усыпляла его. Мало-помалу усталость взяла свое, напряжение ослабло. Брань во флигеле затихла, вдруг ему послышалось протяжное пение монахов и тихий девичий плач; еле различимые звуки постепенно наполнили его грустью, в голове зашумело, она стала тяжелеть и клонилась все ниже и ниже. Через мгновение он уткнулся лицом в книгу.
Очень знакомый голос тихонько окликнул его. Цзюе-синь поднял голову и увидел перед собой Хой в скромной одежде.
— Сестра? Когда ты пришла? — испуганно и радостно спросил он, быстро поднимаясь с места.
Не отвечая, она молча глядела на него. Во взгляде ее были любовь и жалость. Выражение скорби делало ее нетронутое косметикой лицо еще более прекрасным.
Вдруг он заметил, что она вся мокрая.
— Что с тобой, Хой? Ты вся мокрая. Откуда ты? — тревожно спросил он.
— Из дома. Дождь очень сильный, а паланкин протекает — вот я и промокла, — пожаловалась она.
Он смотрел на нее с любовью и состраданием. Быстро достав платок, он протянул его сестре:
— На, вытри лицо. А я позову Хэ-сао она принесет тебе умыться, — и он встал.
— Не уходи, брат, мне нужно с тобой поговорить, — взволнованно удержала она его рукой: в другой руке девушка держала платок и вытирала лицо.
Цзюе-синь остановился. С жалостью оглядев ее с головы до ног, он произнес:
— Что же, Го-гуан дал тебе дырявый паланкин? Ведь ты можешь простудиться.
— Где же ему заботиться обо мне! Он будет рад, если я умру днем раньше, — всхлипнула она и низко опустила голову, дрожа всем телом.
— Сестренка, — нежно воскликнул он. — Ты должна сама заботиться о себе. — Глаза его наполнились слезами.
Подняв голову, Хой смотрела на брата глазами полными слез, и вдруг из груди ее вырвалось рыдание:
— Брат, спаси меня! Я больше не могу! — Она крепко сжала его руку. Ее мольбы о помощи, словно ножом, полоснули его по сердцу. Он попытался побороть отчаяние. Казалось, какая-то тяжесть клонила его к земле, он хотел сбросить ее, хотел помочь любимой девушке.
В глазах вдруг посветлело — это в них ударил свет от лампы. Чья-то рука легла ему на плечо. Цзюе-синь быстро оглянулся. Около
— Я видел сон.
— Шел бы ты спать, Цзюе-синь. Смотри-ка, ведь ты уснул прямо за столом, — мягко сказала Шу-хуа и спросила: — Сон? Кого же ты видел во сне?
Помедлив, Цзюе-синь снова вздохнул:
— Хой. Она умоляла о помощи.
Лицо Шу-хуа сразу изменилось, словно на него повеяло грустью. Немного погодя она с чувством произнесла:
— Да, жалко Хой.
— Мне совестно перед ней — ведь я ничего для нее не сделал, — сокрушался Цзюе-синь.
— Не говори так, Цзюе-синь. А разве не ты ходил к Го-гуану улаживать вопрос с похоронами? — пыталась успокоить его сестра.
— Мне еще больнее, когда я слышу об этом, — нахмурился Цзюе-синь. — Я остался в дураках, он и не собирается этого делать. Гроб по-прежнему стоит в кумирне, а он и пальцем не шевельнул. Ведь пятое уже завтра. Последние дни я его не видел. Говорят, что сейчас он занят поисками невесты. Кто бы мог думать, что он так бессердечен. — На лице Цзюе-синя появилось выражение гнева.
— Хорошего зятечка выбрал себе дядя! Что же он теперь скажет? — рассердилась Шу-хуа.
— Бабушка и тети сердятся, а ему — хоть бы что! Твердит одно и то же: «Замужняя дочь — из дома прочь». Его словно и не касается все это дело с Хой. Если бы бабушка не заставила его, он вообще не думал бы об этом.
— А сейчас бабушка предлагает что-нибудь? Ведь не допустит же она, чтобы гроб там оставался.
Цзюе-синь ответил не сразу, по-видимому он пытался разобраться в своих чувствах. За окном завыла сирена. От этого протяжного заунывного звука, раздавшегося в ночной тишине, оба вздрогнули. — Сейчас погаснет электричество. Подожди, я пойду зажгу лампу, — торопливо произнесла Шу-хуа и направилась к обеденному столу.
Последняя вспышка электрической лампочки, вернула Цзюе-синя к действительности; мысли его вдруг прояснились — выход был найден. Он поднялся:
— Это дело я все-таки закончу, — решительно произнес он, словно обращаясь не к Шу-хуа, а к кому-то другому. Еще раз его взгляд скользнул по комнате и остановился на висевшей на стене фотографии умершей жены. Его охватил какой-то безотчетный страх. В это время лампа погасла.
С керосиновой лампой в руке подошла Шу-хуа и, поставив ее на письменный стол, увидела, что Цзюе-синь как будто застыл на месте.
— О чем ты задумался, Цзюе-синь? — встревоженно спросила она.
Словно очнувшись, он повернулся к ней. Полный молодой энергии взгляд сестры несколько успокоил и ободрил его. Казалось, его вернули из другого мира — из мира отчаяния, мира скорби, мира, который убивал его чувства. Но теперь его чувства воскресли.
— Так, ни о чем, — не желал он выдавать своих мыслей.
— По-твоему, можно что-нибудь сделать для Хой? — спросила Шу-хуа, не зная, что творится у него на душе.
Вместо прямого ответа Цзюе-синь сказал:
— Пойдем к матери, Шу-хуа. Услышим, что она скажет.
Он поговорил о Хой с госпожой Чжоу, но ни к чему определенному они не пришли, так как ничего не могли придумать, кроме того чтобы снова отправиться в семью Чжэн для переговоров. Результатом их разговора Шу-хуа была разочарована. Ей казалось, что они медленно действуют, но как повлиять на Го-гуана — она не знала.