Осень
Шрифт:
— Жена! — прикрикнул на нее потерявший терпение Чжоу Бо-тао.
— Ну, зачем так говорить, госпожа Чэнь? Я даже не понимаю, к чему все это? — попытался прикинуться невинно оскорбленным Чжэн Го-гуан и приподнялся, собираясь воспользоваться этим моментом, чтобы ускользнуть.
— Говори ты, Цзюе-синь. Или я скажу, — тихо подбодрил брата Цзюе-минь.
Цзюе-синь и сам чувствовал, что больше не может молчать; он резко встал и серьезно заговорил, глядя прямо в лицо Го-гуану:
— Садись, Го-гуан, я тоже хочу поговорить с тобой. Будем говорить прямо — ты кругом виноват перед Хой. Но
— Да какую же гарантию я могу дать? — нахально отнекивался Го-гуан, пытаясь изобразить возмущение. Но это была не очень искусная игра.
— Ты выразился очень резко, Цзюе-синь. По-моему, никаких гарантий не нужно, — недовольно вмешался Чжоу Бо-тао.
— Логично, логично. Сразу видно человека образованного, — одобрил Го-гуан, подделываясь под Чжоу Бо-тао. Но этим замечанием сразу вывел из себя не только Цзюе-синя и Цзюе-миня, но и старую госпожу Чжоу и госпожу Чэнь, которые даже изменились в лице от гнева.
— Ну, пока я еще жива, — обрушилась на Чжоу Бо-тао старая госпожа Чжоу, выходя из себя, — ты в это дело больше не суйся. Убирайся отсюда! — Она передохнула и, видя, что сын еще не ушел, вновь накинулась на него: — Чтоб и духу твоего в моей комнате не было! Вот что я тебе скажу — с сегодняшнего дня ты не думай и рта раскрывать относительно Хой. Если ты еще хоть раз голос подашь, я тебя по щекам отхлестаю, не посмотрю, что у тебя уже сын взрослый. Достаточно я перенесла от тебя за все эти годы! Не думай, что я и дальше позволю тебе водить себя за нос. Если бы не ты, то Хой не умерла бы такой смертью.
Словно побежденный и обезоруженный воин, Чжоу Бо-тао молча повернулся и, не говоря ни слова, с потемневшим лицом вышел. Проходя под окном, он заметил подслушивающих Мэя и его жену. Ему стало еще больше не по себе, и он поспешно укрылся в своей комнате.
Поражение Чжоу Бо-тао доставило радость Цзюе-синю. Но тут же он с болью и запоздалым сожалением вспомнил, что говорила старая госпожа Чжоу. «Разве умерла бы Хой, если бы ты оказалась такой решительной на несколько лет раньше», — думал он.
А у Го-гуана слова старухи Чжоу и уход Чжоу Бо-тао вызвали страх и растерянность, отразившиеся на его лице. Не решаясь раскрыть рта и не сразу решив, как поступить, он продолжал подавленно сидеть на своем месте.
Напряженность в комнате не исчезла. Все молчали, это молчание тяжелым камнем давило на сердце каждого; все ждали, когда атмосфера разрядится.
— Продолжай, Цзюе-синь, пора покончить с этим, — негромко повторил Цзюе-минь.
Цзюе-синь кивнул головой — он был настроен решительно. Он сел и, не отрывая
— Итак, Го-гуан, отвертеться тебе больше не удастся. Сегодня ты дашь нам гарантию в том, что в следующем месяце ты произведешь погребение останков Хой.
— Ив следующем месяце есть подходящие дни, я. смотрела календарь, — вставила старая госпожа Чжоу.
— Но чем же я гарантирую? У меня с собой ничего нет, — растерянно бормотал Го-гуан, так и не придумавший, как ускользнуть.
— Вот — бумага, вот — кисть. Пиши расписку, — вдруг тоном приказания сказал Цзюе-минь и обратился к служанке: — Цуй-фэн, принеси приборы для письма.
— Расписку? Я не знаю — как, — испугался Го-гуан, чувствовавший себя неловко под решительным взглядом Цзюе-миня и поэтому робко отговаривавшийся.
— Дядя говорит, что ты — гордость современной науки. А ты даже расписку не умеешь написать, — усмехнулся Цзюе-минь. — Вот что, Го-гуан, не надейся на то, что в доме Чжоу народа мало, а дядя — глуп. В семье Гао люди найдутся.
— Скажи мне все-таки, Го-гуан, чем вы руководствовались, бросив гроб Хой без присмотра в кумирне? Она же ничем не нарушила порядков в вашем доме. За что же вы так ненавидите ее? — гневно допрашивала госпожа Чэнь.
— Чем руководствовались? Да разве вы не знаете, тетя? — взволнованно подхватил Цзюе-минь. — Они просто презирают семейство Чжоу. Во всяком случае, не из-за денег же. А то с чего бы им не похоронить свою невестку.
— Ты не имеешь права водить нас за нос, Го-гуан, — возмущался Цзюе-синь, — надо быть честнее. Если опять думаешь увильнуть без расписки, то это не выйдет — мы тебя не выпустим. Хочешь тяжбу завести? Что ж, мы не против.
Го-гуан, чувствовавший себя виноватым, не мог противостоять этому нажиму; еще минута-нон капитулировал бы. Но он решил сделать последнюю попытку и уклончиво проговорил:
— Отец уже все это продумал, а я здесь не распоряжаюсь. Вот доложу отцу, тогда поговорим.
— Этот пустяк ты и сам мог бы решить. Если ты согласишься, твоему отцу нечего будет возразить. Мы требуем от тебя расписку только потому, что ты сам уже много раз увиливал и не держишь своего слова. Без расписки мы теперь тебе не поверим, — упрямо возражал Цзюе-минь. Его презрительный взгляд, казалось, достигал до самого сердца Го-гуана.
Выхода не было. Го-гуан был в смятении. Оказавшись не в силах противостоять им, он покорился своей участи.
— Напишу, напишу, — бормотал он, разворачивая бумагу и беря кисть и тушечницу, которые уже принесла Цуй-фэн. Но в голове у него была такая сумятица, мысли так неожиданно возникали и столь же неожиданно исчезали, что он не мог ухватиться ни за одну из них. Однако враждебные взгляды плотной стеной окружали его. И скрепя сердце ему пришлось нацарапать что-то на листке бумаги. Он никогда не был силен в эпистолярном стиле, а сейчас тем более, так как даже не имел времени взвесить свои выражения. Правда, после одной-двух фраз он положил кисть и задумался, но в результате его расписка изящностью стиля так и не блистала, хотя смысл написанного был совершенно ясен: в течение следующего месяца он обещает устроить похороны, а точный срок сообщит семейству Чжоу.