Осень
Шрифт:
— Этого достаточно? — И Го-гуан передал расписку Цзюе-синю.
Тот взял ее, негромко прочитал и, бросив на автора ее презрительный взгляд, подумал: «И это — талант для дяди». Затем передал расписку старой госпоже Чжоу:
— Посмотрите, бабушка, достаточно?
Расписка стала переходить из рук в руки: от старой госпожи Чжоу к госпоже Чэнь, от той — к Цзюе-миню. Последний, прочитав записку, довольно улыбнулся и обратился к брату:
— Так и сделаем, Цзюе-синь. А расписка пусть хранится у бабушки. — И вернул
— Теперь мне можно уйти? — Го-гуан приподнялся и робко посмотрел на Цзюе-синя.
Тот обменялся быстрым взглядом с братом и, улыбнувшись, ответил:
— Что ж, все сделано. Бабушка, вы ничего не хотите больше сказать? — взглянул он в сторону старой госпожи Чжоу.
— У меня ничего нет. Раз Го-гуан согласен, я удовлетворена. Я только волнуюсь, что нам пришлось сегодня задержать его слишком долго, — добавила она, переходя на более миролюбивый тон.
— Хорошо. Цуй-фэн, пойди скажи, чтобы подавали паланкин Го-гуану, — приказал Цзюе-синь, в свою очередь вставая и кивнув Го-гуану.
У того появилось выражение радостного облегчения, как у человека, избежавшего большой опасности, и, не испытывая ни малейшего желания оставаться здесь хотя бы на минуту, он поспешно распрощался и ушел. Цзюе-синь и Цзюе-минь молча проводили его до первой гостиной. Глядя на пришибленный вид гостя, втянувшего голову в плечи и красного, как рак, Цзюе-минь еле удерживался от смеха.
Когда братья вернулись в комнату старой госпожи Чжоу, старуха со слезами на глазах принялась благодарить Цзюе-синя:
— Спасибо, Цзюе-синь. Все сделали благодаря тебе. А то пришлось бы костям внучки гнить в этой кумирне.
Глаза Цзюе-синя покраснели; опустив голову, он не совсем уверенно говорил:
— Это — план Цзюе-миня. Боюсь, как бы Го-гуан не передумал…
— Не беспокойся, бабушка. Он не передумает, — уверенно заговорил Цзюе-минь. — К вашей семье у него неприязни нет, да и сестра, когда была жива, ничем его не обидела. С чего бы ему отказываться От похорон? По-моему, дядя сам испортил все дело. Если бы сегодня послушались его, опять не было бы никакого толку. — Высказавшись, Цзюе-минь почувствовал облегчение. Лично к дяде он не питал никакой неприязни, но ненавидел все, что тот делал.
Цзюе-синь в удивлении взглянул на брата. Но, совершенно неожиданно для него, старая госпожа Чжоу ответила Цзюе-миню:
— Я тоже так считаю. Все испортил только он. Мало того, что он погубил Хой, он еще испортил жизнь Мэю. Эх, себя мне винить надо. Пойми я пораньше — разве случилось бы все это…
И на ее старческом лице промелькнуло раскаяние.
27
Однажды, сидя после обеда в своей комнате за книгами, Шу-хуа вдруг услышала доносившийся из кухни шум — ссорились старая повариха Се и кормилица Ян.
— Вот напасть! Каждый день какие-нибудь ссоры — прямо покою
Вошла Ци-ся. Увидев Шу-хуа с книгой в руках, она удивилась:
— Как это вы можете читать, барышня? Ведь от этого крика голова трещит!
— Из-за чего они ссорятся, Ци-ся? — Пользуясь случаем, Шу-хуа закрыла книгу.
— Ругаются почем зря, ничуть им людей не стыдно, — недовольным тоном ответила Ци-ся. — И, можно сказать, ни из-за чего. Только что шутили и вдруг ни с того ни с сего начали ругаться. Кормилица — та всегда очень раздражительна, мы все боимся задевать ее. Чуть что не по ней — сразу ругаться.
— Не рассказывай мне об этом. Лучше позови ко мне Шу-чжэнь, — перебила ее Шу-хуа. И, когда служанка приготовилась идти, добавила: — Я буду ждать ее в комнате Цзюе-синя.
— Понятно. — Ци-ся повернулась, но у самых дверей остановилась: — Барышня, только что старая госпожа приказала Хуан-ма развести желатину — собирается делать холодное желе.
— Иди. иди, лакомка, — улыбнувшись, поторопила ее Шу-хуа.
После ухода служанки Шу-хуа долго глядела на учебник, не зная, на что решиться. Вдруг из кухни донеслась такая отборная брань, что Шу-хуа вздрогнула. Но это ускорило ее решение: она бросила книгу на стол и спокойным шагом вышла из комнаты.
Когда она шла по двору, сзади на нее налетел Цзюе-ин: он бежал так быстро и так неожиданно появился из-за угла, что не заметил сестру.
Увидев мальчишку, Шу-хуа быстро схватила его за руку и сердито произнесла:
— Кто это за тобой так гонится, что ты даже дороги не разбираешь?
— Я, правда, не заметил тебя, Шу-хуа. Разбежался и остановиться не мог, — хитровато улыбаясь, посмотрел на сестру Цзюе-ин; лицо его раскраснелось; он был в белой курточке с воротничком, который в данный момент был распахнут; запах его разгоряченного тела бил Шу-хуа прямо в нос.
— Почему ты носишься здесь, вместо того чтобы заниматься в кабинете?
Цзюе-ин посмотрел на державшую его руку сестры, и глазки его забегали:
— Шу-хуа, сегодня очень жарко. Ты бы отпустила меня, обоим не так жарко будет, а? — Не говоря ни слова, Шу-хуа брезгливо выпустила его руку из своей. Цзюе-ин притворно помахал рукой и спокойно продолжал: — Очень уж жарко. Все отдыхают. И учитель разрешил мне побегать.
Было ясно, что он лжет, и Шу-хуа принялась отчитывать его:
— Опять обманываешь! Ведь недавно тебе попало. Не присмотри за тобой два-три дня, так у тебя опять спина чешется.