Осень
Шрифт:
Да, предполагалось, что будет, примерно, так: сегодня ты отправляешься в город, чуточку там оглядишься, сходишь разок в кафе, сыграешь партийку в шахматы и… и завтра ты уже — либо городской мэр, либо директор банка. А раз ты уже наверху и набрал темп, то можешь и еще подняться… все выше, выше… все вперед, вперед! А сама она, эта ядовитая капля, намеревалась открыть блестящий салон мод, куда стремглав сбегутся, рискуя поломать себе ножки, все модные дамы. Вот так… изо дня в день, из часа в час, пока я не почувствовал, что от этого капанья кровь моя начинает цепенеть в жилах, а спинной мозг — сохнуть. И в один трижды проклятый лень, когда мне впору было лезть на стену от жениной грызни,
— Портному Кийру?!.. — восклицают Тали и Леста в один голос. — Йорху Аадниелю?
— Да. Ох я, осел валаамов! [38]
— Портному Кийру! — повторяет Леста, втягивая голову в плечи, и значительно смотрит в лицо своему школьному другу.
— Да-да, именно этому самому господину, — капитан кивает головой. — И теперь сам я сижу здесь, и не в качестве мэра города или директора банка, а китайского императора. Все выше, выше… все дальше, дальше! А эта капля-капелька, которая открыла салон мод, свой «золотой фонтан», не далее, как вчера, пополнила торговый запас своего заведения одним пестрым платьем и с оставшейся кругленькой суммой отправилась в кинотеатр «Иллюзион». Вот, стало быть, победа и конечный результат! Нет, я могу быть неплохим мужем войны, но чтобы я смог стать мужем жены, меня надо перелить заново. Похерила, похерила, бестия, мой дорогой хутор Пихлака! Но я хочу еще хотя бы разок увидеть свой ненаглядный хутор, пусть даже дорога туда будет утыкана острыми, как иглы, штыками. Да, так. Но я уже достаточно помолол языком, пора бы его и придержать, пусть теперь кто-нибудь другой скажет что-нибудь более путное.
38
От выражения «Валаамова ослица» — о покорном, молчаливом человеке, от которого и не ожидают, что он выразит свое мнение, «заговорит». (Из библейского Писания о Валааме, предсказателе и провидце, «возлюбившем мзду неправедную, но обличенном ослицею бессловесною», неожиданно запротестовавшей человеческим языком.)
— Н-да-а… — подает голос предприниматель Киппель, но вновь умолкает, поскольку Леста опережает его своим вопросом:
— Вполне ли вас устроит, господин Паавель, если я, не сойти мне с этого места, торжественно поклянусь отправиться вместе с вами в Пихлака?
— Да, меня это вполне устроит.
— Потому что моя душа не обретет покоя, пока я не увижу Йорха Аадниеля Кийра в роли хозяина хутора.
— И я даю такую же клятву! — Тали поднимает правую руку.
— Хорошо! Очень хорошо!
Старый же предприниматель Киппель ворчливо замечает, что ему не надо давать никакой клятвы, — он и без того разделит компанию. Вопрос лишь в том, когда и как отправляться.
На третий день после описанного выше обмена мнениями, которое происходило в квартире Лесты, на станции Каавере выходят из поезда четверо по-господски одетых мужчин и останавливаются на перроне, словно бы совещаясь между собою: что же теперь делать и куда же теперь направить стопы?
Начальник станции разглядывает их, разглядывает и… не знает, что и подумать. Может, это какая-нибудь комиссия… следует незнамо куда? Можно бы и спросить, нет ли у господ каких-нибудь пожеланий, но, гм… пожалуй, господа выразили бы свои пожелания сами, обратились бы к нему. Кроме того, увидим, куда они повернут. «Ах, — начальник мысленно машет рукой, — куда же им еще идти, если не в Паунвере».
Однако начальник станции и станционный служащим еще не успевают умереть от мук любопытства, как капитан Паавель обращается
— Нет, мои господа, пусть все остается так, как я уже говорил прежде: перво-наперво мы направимся в деревню Ныве, на хутор Пихлака. Он тут совсем рядом, километра три-четыре и, к тому же, по дороге к Паунвере. Маленький крюк, конечно, будет, но какое это имеет значение. А идти сначала в Паунвере, оттуда в Ныве и за тем вновь назад в Паунвере — просто-напросто смешно.
У господ Лесты и Тали там близкие, и после посещения Ныве и тот, и другой могут спокойно у них оставаться. Не правда ли, мои господа и благодетели?
— Господин Паавель! — произносит Леста с улыбкой. — С кем это вы, право, ведете тяжбу? Кто возражает против того, чтобы в Пихлака направиться в первую очередь?
— Вроде бы кто-то… — отставной капитан бросает быстрый взгляд в сторону, затем — себе за спину, но там не видно ни души. — Нет, прошу прощения! Может быть, это начинает подавать голос коньяк с тремя звездочками господина Киппеля? А теперь — в путь! Я пойду впереди, стану показывать дорогу, вы шагайте следом. Поглядите, мои господа, какое чудесное утро! Оно словно создано специально для нас. Не так ли?
После этого все общество начинает двигаться в направлении деревни Ныве, которая расположена слева от железнодорожной станции, тогда как дорога в Паунвере отходит от станции напрямик, ровная и белая, как выцветшее льняное полотнище. На обочинах большака и вблизи него трава и цветочки покрыты толстым слоем ныли, а поодаль зеленя и клеверные поля — в блестках росы, словно кто-то разбросал там ночью капельки расплавленного серебра.
— Смотри-ка, Юхан, — начальник станции всплескивает руками, после чего роняет их на свой кругленький животик, — они пошли вовсе не в Паунвере, они пошли… да, не возьму в толк, куда? Ты, Юхан, уроженец здешних мест, ну-ка, скажи, что именно расположено в той стороне, куда они направились?
— Там… — Юхан вычесывает свои знания из-за уха, — там поселенческие хутора на землях бывшей мызы. Нет, там и прежде было две маленьких деревеньки, но в последнее время поселенцы и еще домов понастроили. Одна называется Нюрпли, эту я знаю. Вторая… как же ее? Ах да — Ныве. Третья, самая новая… вот те на!.. У меня ведь никогда никаких дел в тех краях не было — выскочило из головы. Пилутси… Пильбатси… нет — Пильбасте!
— Да Бог с нею, а чего они там не видели?
— Не могу знать, господин начальник станции. Одного, того, на котором френч, мне вроде бы доводилось встречать и раньше, но где и когда — никак не вспомню.
— Был бы хоть один из них с портфелем, тогда бы еще куда ни шло — комиссия или вроде того, а то у двоих — чемоданы, у третьего, бородача, — заплечный мешок, а у того, который во френче, — руки в карманах… Какая же это комиссия? Я тут, в Каавере, в этой станционной будке, уже четвертый год, а такой подозрительной компании еще видеть не доводилось. Не сообщить ли, право, констеблю, как ты полагаешь, Юхан? Ты тоже старый солдат. Нет, если бы они направились в Паунвере, тогда бы еще ничего… Пусть бы себе шли! Но что за дела могут быть у них в Нюрпли, в Ныве или в Пильбутси?
— В Пильбасте.
— Какая разница. Главное — зачем они туда пошли? Начальник пожимает плечами, трясет головой и мысленно, словно бы против желания, скрывается в помещении железнодорожной станции.
А те четверо бодро шагают вперед, не имея ни малейшего понятия, что уготовили начальнику станции Каавере такие душевные муки. Предприниматель Киппель и капитан Паавель идут впереди, Леста и Тали — следом за ними.
— В этих краях мне еще не доводилось бывать, — произносит Леста, обведя взглядом округу.