Осенние дивертисменты

Сухонов Сергей Сергеевич

– Сто пятьдесят на девяносто.

– Отлично, кетамина двести. Дормикум пять. Медленно.

– Двести введено. Дормикум в вене.

Не разговор, а песня. Словно в центр управления полётами попал. Не наркоз, а сказка.

– Можно разрез, – скомандовал Алексей.

Костя взял скальпель и сделал широкий разрез. Тонкой струйкой потекла кровь. Волостных принялся электрокоагуляцией и пинцетом останавливать кровотечение. Живорезов продолжал иссекать старый рубец. Внезапно раздался грохот. Словно шкаф упал. Ещё через секунду на полу в полном недоумении очутился Костя. Оказалось, что повалился боец в противочумном костюме. От вида крови, жары и полноты впечатлений сознание покинуло гигантское тело. Организм низвергся

на кафельный пол, несколько раз дёрнулся и затих. Но поскольку низошедшее тело было приковано цепью к ногам мастера, то последовал рывок и хирург, не заставляя себя долго ждать, в полной стерильной амуниции низвергся под стол. На грохот в операционную влетел полковник, в колпаке набекрень, без маски и злой. Понять, что стряслось, было сложно. Поэтому, чтобы не терять времени, он принялся ногами пинать распростёртую и защищённую от чумы тушу омоновца.

– Вставай сволочь! Вставай, – кричал разгневанный начальник, – где Живорезов?

Однако, увидев, что и хирург, на рабочем месте, то есть на полу успокоился. К телу подскочила Светка Креветкина и стащила противочумный колпак. Голова с силой ударилась об пол.

– Ему на воздух надо. Смотрите, какой бледный. Эй, нашатыря принесите – заголосила жалостливая сестра милосердия.

Полковник подошел к организму, наклонился и спросил, – как вы себя чувствуете сержант?

В это момент тело зашевелилось и выполнило несколько странных, конвульсивных, движений. Алексей хотел предупредить полковника, но было поздно. С видом зевающего бегемота, сержант напрягся и полным ртом поделился с полковничьими ботинками полновесным обедом упитанного россиянина. Вырвавшийся в результате замечательного действа звук, органичным симфонизмом слух не ласкал. Содержимое желудка, блюду с праздничного стола в Метрополе также не соответствовало. Его было не меньше трёхлитровой кастрюли. Меню угадывалось. Здесь обретались варёная колбаса, и едва разжёванные макароны.

– Ах, ты сволочь какая. Сколько жрёшь. Обожрался гад. Не вмещается уже, – заорал разгневанный полковник.

Ему пытались объяснить, что при обмороках, рвота есть явление частое, но всё было тщетно. Фёдор Сергеевич орал и топал ногами так, что пол вибрировал, а на первом этаже в терапии осыпалась штукатурка. Рвотные массы, словно брызги шампанского, разлетались по стенам операционной. Наконец сейсмоопасного полковника угомонили. Он приказал вытащить сержанта из операционной. Два бойца прихватили его за ноги, дёрнули и чуть повторно не уронили Костю. Цепь сняли и пристегнули к батарее центрального отопления. Тело волоком, с трудом потащили к выходу, однако когда основная его часть наехала на содержимое желудка, скорость возросла. Великое дело смазка.

Гремя цепью, Алексей вышел в предоперационную мыться повторно. Операционная сестра засуетилась у бикса. Достала стерильный халат и замерла в ожидании. Пришла санитарка. Удивилась количеству и качеству рвотных масс. Цинично выругалась и принялась шваброй убирать останки не переваренной пищи.

Между тем, Виктор Олегович остановил кровотечение и орудовал уже на апоневрозе. Работал достаточно скоро и когда Живорезов помылся, проход в брюшную полость был почти готов.

– Следует отметить, что начало операции, не совсем традиционное, – заметил Костя, входя в операционную, – сроду на полу рабочего помещения не валялся. Дурная примета.

Надев перчатки и густо оросив их спиртом, кудесник скальпеля, сунул руки в образовавшееся пространство. Время шло. Воцарилось напряжённое молчание.

– Что там? – Не выдержал Волостных.

– Ничего нет…, – спокойно произнёс Костя.

– Посмотри, может в кардиальном отделе?

– Смотрел уже. И пилорический весь прощупал. Нету. Чудеса. Вероятно, генеральский организм имеет свои анатомические особенности.

В разговор вмешался Алексей:

– Как написано

в одной очень умной книжке, "Лечение генералов – дело не простое, и представляет собой не часть медицины, но всю медицину сдвинутую в генеральскую сторону". Конец цитаты. А от себя добавлю, что для простолюдина благо для них смерть чёрная.

– Кажется…, нашёл, – растягивая слова, сообщил радостную весть Живорезов.

Все облегчённо вздохнули. Заговорили. По операционной пошёл небольшой гул.

– Только не в желудке, – все замерли.

– Где? – выражая нетерпение и недоумение почти выкрикнул Волостных.

– И не догадаетесь. В подвздошной кишке!!!

Действительно, такой поворот событий мало кто предполагал. Приличных размеров стакан протиснулся через привратник. Прошёл в двенадцатиперстную кишку и далее, словно опытный эмигрант, транзитом через тощую внедрился в пределы подвздошной кишки.

– Пути стакана неисповедимы, – заметил доктор Шпекин.

– Предлагаю собрать консилиум, – обратился Костя к присутствующим, – существует два пути извлечения инородного тела. Первый, назовём его традиционным, вскрыть кишку и удалить предмет, доставляющий беспокойство его владельцу. Второй более хлопотный и красивый, но менее травматичный. Будем выталкивать инородное тело по естественному пути не нарушая целостности желудочно-кишечного тракта.

– Костя, а как же пройдём илеоцекальный клапан? Или прямую кишку? – тактично поинтересовался Волостных.

– Ну, уж если стакан проскочил двенадцатиперстно-тощий изгиб, то и там пролезет.

– Не скажите Константин Михайлович, прямая кишка это вам не улица Тверская.

– Ну и не Кривоколенный переулок. Консилиум окончен. Выталкиваем.

После этих слов оперирующая бригада углубилась в брюшную полость генеральского организма. Следует заметить, что процесс извлечения инородного тела дело не простое и порой требует определённых морально-волевых качеств. Задрали простыни. К заднему проходу приставили ответственную санитарку с тазиком. Удаление напоминало доение коровы. Возвратно-поступательное движение проталкивало стакан к естественно-биологическому анусу. С удивительной скоростью пройдена бугиниева заслонка. Оставшееся было делом техники. Хотя и пришлось повозиться на уровне сигмовидной кишки, однако долгожданный и приятный стеклянно-металлический звук, словно удар новогодний курантов ознаменовал начало очередного этапа в жизни генеральского организма. Не хватало оливье, привкуса полусладкого шампанского и огненной пляски фейерверка.

В операционную эпизодически заглядывала голова полковника и задавала один и тот же вопрос, – как там?

Ему отвечали односложно – пока нет. Но после демонстрации обретенного в результате неимоверных усилий предмета, лицо милицейского начальника расплылось в улыбке. Приосанился. Стал поощрять участников уникальной операции, – ну-ну старайтесь.

Стараемся, Фёдор Сергеевич, – начал Костя Живорезов, – однако в тюрьме, где я пребывал последние часы, не особенно стараются. Так пища оставляет желать лучшего, постельное бельё неопределённого цвета. И обращение персонала чрезмерной галантностью не отличаются.

Вам, глубокоуважаемый Константин Михайлович в результате удачной операции условия пребывания улучшим. Будете словно в Америке, к примеру, как Сакко и Ванцетти.

– Не очень удачное сравнение, если учесть печальную концовку их нахождения в системе американского правосудия.

– Полагаю за ваше преступление, – продолжил полковник, – высшей меры не назначат. Тем более найдутся смягчающие вину обстоятельства. Опять же общественность заступиться.

– А вы Фёдор Сергеевич пока и обвинение не вынесли, адвоката не предоставили. Мало того человека обременённого саном в кутузке держите. Что в Епархии скажут? Не пройдёт инцидент для вас даром. Международный резонанс получит дело и прощай полковничий чин.