Осенний лист или зачем бомжу деньги
Шрифт:
– Гав!
– крикнул Сидоров и клубок, состоящий из двух женских тел, распался на две половинки. Половинка, которая была Александрой
Толстун, упала на пол, за кровать, но через секунду подняла голову и заморгала глазами. Вторая половинка, которая была Ариадной, натянула на себя простыню с поспешностью целомудренной невинности.
– Ты…?
– Как в анекдоте… Муж раньше времени вернулся из командировки…
Любовница его жены выползла из-за кровати и, собрав разбросанные на полу предметы своей одежды, не произнеся не слова, выскочила из спальни. Сидоров посторонился,
– Кто кого совратил?
– спросил он просто так, ведь что-то надо было говорить, молчать в этой ситуации было бы совсем глупо. Но и скандалить в общем-то не хотелось.
Ариадна промолчала.
– Даже соврать ничего не хочешь?
– Прости, - выдавила из себя Ариадна.
– Я такая…
– А зачем ты, такая, за меня замуж вышла?
– Хотела свою природу изменить…
– Не получилось?
Ариадна отрицательно качнула головой.
– Да-а-а, - задумчиво изрек Сидоров.
– Природу не изменишь.
С разводом он тянуть не стал.
После Ариадны он решил, что больше никогда не свяжет свою жизнь узами брака. Женщин у него было в избытке. Были и вдовы и разведенки. Были соседки и сослуживицы. Случайные знакомые и знакомые его друзей. Были женщины намного старше его и совсем молоденькие и малоопытные в вопросах секса девчушки, выпускницы
ВУЗов, молодые, так сказать, специалистки и даже студентки. Были и те, что за деньги, и те, которым был интересен сам процесс соития.
Была даже одна крупная специалистка в области тантрического секса.
Но такой, как Катерина, у него никогда не было…
2.
– Где это мы?
– спросил Альфред, когда Сидоров подвел его к двери в бывший кабинет начальника взрывного цеха.
Всю дорогу до приюта бомжей он брел, как зомби, держась за рукав
Сидоровского бушлата и механически переставляя ноги. Пока шли через развалины, а потом по цеху он стал понемногу приходить в себя, а на площадке второго этажа перед дверью в приемную остановился и тупо уставился на пожелтевший от времени плакат с частично стершейся надписью: 'Наша цель - коммунизм!'. Под этими словами была надпись, сделанная несколько позже - буквы были яркими, но неровными. 'Я
(сердце) коммунизм', - было написано и нарисовано под лозунгом.
– Это мой дом, - пояснил Сидоров.
– Я здесь живу.
Снизу послышались тяжелые неровные шаги, чередующиеся с жестким дуплетным постукиванием, и через минуту на площадку поднялось существо с двумя оранжевыми костылями, похожее на большого паука.
– Окрошка?
– удивился Сидоров.
– Ты почему не на работе?
– Простыл я, Ляксеич. Мочи нету. Отлежаться бы малость.
– Сачкуешь, Окрошка?
– сделал предположение
– Ни боже мой!
Окрошка специализировался на попрошайничестве, гримируясь, то под калеку-афганца, то под инвалида-беженца. Сейчас у него на голове красовалось сооружение, напоминающее чалму, а длинный стеганый халат был порван во многих местах, из прорех торчала грязная желтоватая вата. Единственная нога была обута в сапог с сильно загнутым носком, как у старика Хоттабыча. Опирался Окрошка на костыли и стоял на трех опорах крепко и непоколебимо, как пират Джон Сильвер на палубе
'Эспаньолы'. Ногу Окрошка потерял в прежней жизни, но не на полях сражений, а по пьяне, переходя в неположенном месте железнодорожное полотно. Окрошка частенько говорил: 'Эх, окрошечки бы сейчас покушать! Кисленькой. С настоящим квасом, домашним! С колбаской любительской, с огурчиком, с яичком, со сметанкой, с лучком, укропчиком. Эх-хе-хей!'. Он всех достал перечислением ингредиентов этого блюда. Сам ты, окрошка, говорили ему бомжи. Так и стал Окрошка
Окрошкой.
– Честно, Ляксеич! Ломает всего и горло болит. Глянь!
– Окрошка раззявил пасть и высунул бледно-розовый язык в зеленоватом налете.
–
И культя ноет, спасу нет. Видать, скоро морозы сильные грянут.
– Ладно, отлежись, - разрешил Сидоров.
– Я сегодня добрый. Видишь, родственника встретил.
– Сидоров кивнул на Альфреда, тот пропустил слово 'родственник' мимо ушей, может быть, не расслышал или не врубился сразу.
– Так что болей на здоровье, Окрошка, - продолжил
Сидоров.
– Но прежде, чем спать заваливаться, принеси-ка нам выпить чего-нибудь. Лучше водки.
– Водки?
– притворно изумился Окрошка.
– Где же я ее достану?
– Твои проблемы, - бросил Сидоров, открывая дверь в свое жилище и проталкивая Альфреда внутрь. Сидоров правильно рассудил, если
Окрошка заболел, значит, будет лечиться, а лекарством, он наверняка запасся для такого случая. Куда-то же он все-таки ходил этим утром!
Если не на работу, стало быть, до ларька на своих трех ногах доскакал.
Самое популярное лекарство в среде бомжей - водка.
– Проходи, будь как дома, - сказал Сидоров.
– Квартира у меня большая, двухкомнатная. Даже трех. Приемная, кабинет и маленькая комнатка. В ней, наверное, прежний хозяин бухал или отлеживался с похмелья.
– Где мы?
– снова спросил Альфред.
– В кабинете начальника цеха по производству легковоспламеняющихся и взрывчатых веществ, сокращенно 'взрывного' цеха бывшего завода
'Искра'. Ныне это предприятие приватизировали бомжи. А я - старший здесь. Можно сказать, директор завода.
– 'Искра'?
– Ну да. Было такое градообразующее предприятие.
– То-то я смотрю, знакомо мне тут все. Я же работал на 'Искре' после института. Правда, недолго.
– Сюда садись.
– Сидоров указал на лавку у батареи отопления, лавка была застелена ветхим лоскутным одеялом.
– Здесь теплее.
Альфред сел на лавку и дотронулся рукой до батареи, она была теплой, почти горячей.
– Смотри-ка!
– удивился он.
– Отопление есть. Забыли отключить завод от теплотрассы?