Осенний призрак
Шрифт:
— А что вы знаете о его отношениях с Йерри Петерссоном? — в голосе Харри слышится нетерпение.
— Боль всегда ищет выхода, — говорит старик вместо ответа.
— Он что-нибудь рассказывал вам об этом? — спрашивает Малин.
— Нет, он ничего не рассказывал.
— Где он сейчас может быть?
Эрикссон смеется в ответ на вопрос Харри.
— Даже если бы я знал об этом, то ничего не сказал бы вам. Разве я должен? Он часто приходил сюда, и в этом нет ничего удивительного. С детьми всегда так: что бы ни делали им родители, они возвращаются
Полицейские смотрят в слепые глаза старика, и Малин думает, что Сикстен видит, пожалуй, больше, чем она; кажется, он уже сейчас знает, чем окончится этот жестокий осенний спектакль, и эту мудрость он выстрадал всей своей жизнью.
— То есть вы били его? — уточняет Малин. — Вы били Андерса в детстве?
— Понимаете ли вы, что значит иметь только плоскостное зрение и не воспринимать глубины мира? — спрашивает Эрикссон. — Знаете, как болит нерв в мозгу, он словно горит круглые сутки? Я надеюсь, — старик замолкает, переводя дыхание, — что Аксель Фогельшё страдает сейчас, когда его сын мертв, что он изведал наконец самую страшную муку в жизни.
— А вы не просили сына убить кого-нибудь из Фогельшё, Фредрика или Акселя?
— Нет, хотя, должен признаться, я думал об этом.
Как много всего на этих полках!
У отца были такие же, но он бил меня по пальцам линейкой, когда я добирался до них.
Так что же мне нужно?
Андерс Дальстрём только что пообедал и теперь бродит по отделу строительных товаров универмага «Экхольм».
Веревка.
Клейкая лента.
Почему все так на меня смотрят? Ружье осталось в машине. Я должен положить этому конец, все снова будет замечательно. А потом полиция найдет его, удивится и окончательно запутается.
Я убью его. Ведь все началось с него, не так ли? И папе это понравится.
Андерс Дальстрём чувствует, как беснуются у него в крови последние змееныши. Все пройдет хорошо, как всегда. Ты видишь меня, Андреас?
Я должен уничтожить Фогельшё.
Андерс платит. Потом садится в машину и направляется в сторону Дроттнинггатан.
— Йохен Гольдман, — еще раз слышится в мобильнике.
«Есть голоса, похожие на удар плеткой по самому больному месту, — думает Малин. — Свинья».
Она стоит под дождем на улице Юргордсгатан возле дома престарелых «Серафен», прижав телефон к уху. Раздражена и в то же время чувствует, как внутри растекается странное тепло, начинающееся где-то в самых неподконтрольных сознанию участках тела.
Малин вспоминает загорелое лицо Гольдмана на фоне сверкающей глади бассейна. Жесткость и уязвимость, придающую ему сходство с Йерри Петерссоном.
— Вы что-то хотели?
Малин открывает дверцу автомобиля свободной рукой и опускается на сиденье. Йохен дышит в трубку.
— Фотографии, — говорит она. — Ведь это вы прислали мне снимки моих родителей?
— Какие еще снимки?
Малин видит улыбающееся лицо Йохена Гольдмана. «Разве нам больше не о чем поговорить,
— Вы знаете какие.
— Я ничего не знаю ни про какие снимки. Ваших родителей? Где же я мог снять их? Даже не представляю.
— Вы в Швеции?
— Да.
— Вы заезжали в Линчёпинг?
— Что мне там делать?
— Это вы шантажировали Йерри Петерссона? Вы посылали ему письма с угрозами, вымогали деньги?
— Денег у меня более чем достаточно, если так вообще бывает.
Разверзлись хляби небесные. Град, похожий на маленькие белые зерна, ритмично барабанит по крыше машины.
— Слушаете африканскую музыку?
— Град, — отвечает Малин.
— Если у меня и были дела в Линчёпинге, вряд ли я поехал бы туда сам.
Намеки, колкости.
— Чего вы хотите?
— Я снял номер в «Гранд-отеле» в Стокгольме. Не хотите взглянуть? Мы могли бы весело привести время: выпить шампанского, пофотографировать… Что скажете?
Малин обрывает разговор. Закрывает глаза.
Ей кажется странным, что Гольдман до сих пор существует, что до сих пор где-то живут ее родители и что любому человеческому поступку можно найти сколько угодно объяснений.
Автомобиль проезжает мимо дома Акселя Фогельшё по Дроттнинггатан.
Ни Малин, ни Харри не заметили человека с длинными черными волосами, тенью прошмыгнувшего в подъезд.
Все играешь, Йохен? Все равно ты когда-нибудь отомстил бы мне, ведь ты не прощаешь измены, хотя сам предавал не раз.
Сейчас я парю над равниной и лесом, над замком и полем, где когда-то случилось несчастье. Я пролетаю над домом арендатора Линдмана, вижу, как его русская жена собирает вещи. Она торопится, в другом месте ее ждет новый мужчина. Он богаче Линдмана, так она планировала с самого начала.
Линдман.
Ведь это я увел у него первую жену, когда она приезжала на конференцию в Стокгольм. Мы встретились в баре, а потом она кричала в офисе на Кюнгсгатан. Каково ей было после этого возвращаться в деревню?
Он нашел меня, как и обещал в письме. Я помню тот звонок из автомата возле «Икеа». Его голос был похож на крик и разрывал мне барабанные перепонки.
65
Линчёпинг, сентябрь
Йерри стоит возле своего «Рендж Ровера» на парковке у торгового центра «Икеа» в Торнбю. Монотонный стук дождевых капель по крыше автомобиля напоминает ему зуммер. Стоянка рассчитана на тысячу машин, но сейчас, поздним дождливым вечером, она почти пуста. Вокруг переливаются огнями вывески магазинов: «Иса макси», «Сиба», «Куп Форум». Вдали виднеется башня собора. Медная крыша ее позеленела, а цифры на часах горят так, что, несмотря на туман и дождь, их видно с парковки.