Осенний призрак
Шрифт:
Я сплю?
Должно быть, меня по-прежнему зовут Малин Форс, а те маленькие планеты в нескольких метрах над моими глазами очень уж напоминают дверные ручки на бюро в прихожей. Подо мной такая жесткая кровать… Тем не менее я хочу спать, спать, спать. И не просыпаться. Почему же постель такая жесткая?
Простыня режет мне щеку, она синяя и плотная, как тряпичный коврик на полу. А то круглое, наверху, похоже на светильник в прихожей. Пахнет типографской краской, мне больно. Поток света с левой стороны режет глаза. В чем дело?
Усни, Малин.
Пошли этот день к черту.
Взгляд
Но откуда этот шум в голове?
На полу рядом с ней «Свенска дагбладет». [40] Наверняка академики-евангелисты подписались, да забыли сообщить, что изменился адрес. Или газету бросили сюда по ошибке.
Форс с трудом принимает сидячее положение. Отталкивает от себя пакет с одеждой, который, несмотря ни на что, принесла с собой из бара.
40
«Свенска дагбладет» — центральная шведская газета.
Убит миллионер.
Строгий типографский шрифт.
Малин на четвереньках вползает на кухню и смотрит на часы из «Икеа». Половина восьмого. Ей нужно на работу, несмотря на выходной. «Если очень напрягусь, успею на утреннее собрание, — думает она. — Но тогда мне надо поторопиться».
Она поднимается, готовая вот-вот упасть навзничь и потерять сознание. Эту проблему можно решить только одним способом: бутылка с текилой стоит на полу гостиной, Малин оставила ее там позавчера. Она берет бутылку и делает семь глубоких глотков, с каждой секундой чувствуя, как боль отпускает.
Душ, чистка зубов, полоскание рта — и вот я готова к утреннему собранию.
Она надевает на себя джинсы и красную хлопчатобумажную рубашку с длинным рукавом, купленную вчера. Проклятые штаны никак не застегиваются: живот распух от спиртного, а красная рубашка добавляет ее лицу сходства с сочным томатом.
Она вызывает такси. Не стоит ехать на служебной машине после вчерашнего, пусть пока постоит возле «Гамлета».
В такси она читает газету, которая, должно быть, очень нужна сейчас евангелистам. Об их деле, об адвокате Йерри Петерссоне, о том, что он убит, коротко о его отношениях с Гольдманом и его сомнительной репутации. Деньги, суммы… Ничего нового.
Таксист сигналит. Дождь льет как из ведра.
Тело приходит в норму.
Малин бросает газету на заднее сиденье.
Возле поворота к зданию старых казарм, где располагается полицейский участок и другие учреждения, она просит шофера остановиться.
— Я бы мог подвести прямо к участку, — говорит он. — Ведь вам туда? Я узнал вас по фотографии в газете.
— Я выйду здесь.
«Как бы мало ни заботило меня, что обо мне подумают коллеги», — добавляет про себя Малин, захлопывая дверцу.
У входа в участок под дождем мокнет толпа репортеров. Среди них Даниэль Хёгфельдт. Даже в такую погоду ему удается выглядеть бодрым.
Малин направляется к заднему ходу через здание местного суда. Проходя по коридору мимо светлых
— Это Ловиса Сегерберг, — Свен Шёман представляет симпатичную блондинку лет тридцати в гражданском и кладет руку ей на плечо. — Она поможет нам с бумагами Петерссона. Экономист по образованию. И полицейский. Представимся ей?
Харри, Юхан, Якобссон, Вальдемар Экенберг и Малин приветствуют Ловису, называя себя. Добро пожаловать в группу розыска!
— Присаживайтесь, — говорит Свен. Ловиса опускается на свободный стул рядом с Малин и улыбается ей, как женщина женщине, самой приветливой улыбкой, но у Малин нет сил ответить на нее. Вместо этого она разглядывает костюм новенькой: как элегантно смотрится черная вязаная кофточка с бантом под грудью, как тщательно выглажены черные шерстяные брюки. Во всем облике Ловисы есть что-то подлинно стокгольмское, рядом с ней Малин, в своих старых джинсах и дешевой красной рубашке, чувствует себя безнадежной провинциалкой.
— Начнем с подведения итогов, — объявляет Свен. — День второй. Вы знаете, что Фредрик Фогельшё задержан, но мы подозревали его с самого начала. Как далеко мы продвинулись в расследовании убийства Йерри Петерссона?
Часы на стене зала заседаний показывают восемь пятнадцать.
Формальности и обмен вежливыми фразами заняли пять минут. «Хорошо, что Ловиса здесь, — думает Малин. — Сами мы вряд ли одолеем и обыкновенный годовой отчет».
Свен пытается расписать, чем занимался Йерри Петерссон в последние сутки своей жизни. «К сожалению, — заканчивает он, — обследование места преступления не дало нам ничего конкретного. Тому виной дождь. Никаких следов крови на гравии. Водолазы не нашли на дне замкового рва ни ножа, ни чего-либо другого, что могло бы послужить орудием убийства. Мы осушили ров, но опять-таки безрезультатно. Я видел заключение технической экспертизы автомобиля Петерссона. Ничего. Однако убийство с целью ограбления мы можем исключить, как и полагали вчера».
В замке, похоже, ничего не пропало. И ничто не указывает на то, что там кто-то что-то искал. Бумажник Йерри с тремя тысячами наличными лежит во внутреннем кармане плаща от «Прада», надетого на нем в момент убийства. Мы тщательно обследовали «Вольво» Фредрика Фогельшё.
— Черную «Вольво», — обращает внимание Харри.
«Рыбы, — думает Малин. — Что с ними? Им негде было укрыться, когда осушили ров. Я одна из тех рыб. Я задыхаюсь на воздухе, как, должно быть, и они».
— «Прада»? — переспрашивает Вальдемар.
— Карин указала модель в своем рапорте, — отвечает Свен. — Действительно шикарный плащ.
Свен поворачивается к Малин.
— Петерссон был найден крестьянами-арендаторами Ёте Линдманом и Ингмаром Юханссоном, приехавшими в поместье, чтобы помочь ему охотиться на косуль. Что дал их допрос?
Малин переводит дыхание. Вспоминает.
Она чувствует вкус текилы во рту, хочет еще, но собирается с мыслями и коротко излагает содержание разговора с Юханссоном и Линдманом.
— Есть что-нибудь, что указывало бы на них? — спрашивает Свен, когда она заканчивает.