Осенний сон
Шрифт:
В окрестностях лагеря несколько крошечных яблочек висело лишь на вершинах уцелевших полудиких яблонь. Женька решительно зашагала в сторону былого поселка, оборвав робкие возражения Таи. Впрочем, вскоре девчонки вышли на довольно утоптанную тропинку, уводящую вглубь оврагов. Черные скелеты обгоревших яблонь грудились вокруг таких же черных закопченных труб, торчавших посреди пепелища. Тая ёжилась и уже хотела предложить повернуть обратно, но тут тропинка вынырнула из глубокой балки. Девушка наконец поняла, куда направлялась Женька. Здесь была жизнь. Колыхалась всё еще полузелёная трава, пробившаяся на месте
– Мы... это...
– попыталась объяснить Тая.
– Я знаю. Вы связистки из лагеря.
– Девочка недовольно нахмурилась, взглянув на их пустые мешки, но промолчала.
– Мать где?
– Женька смотрела жестко.
– В городе, в госпитале работает.
– Когда была здесь?
Девочка явно удивилась:
– Да с месяц назад.
– И в ответ на недоверчивый взгляд девушек: - У неё ноги попухли, ходить трудно.
– Как же вы одни?
– удивилась Тая.
– А кушаете что?
– Иногда к матери приходим, она паёк даёт. На огородах самосев кое-где есть. Хватает. Тут хорошо, никто не лазит. На мосту патруль, да и мины везде. Летом два пацана подорвались, теперь все боятся. Тут долго еще не разминируют - немцы мины на не извлечение ставили. Если один взрыватель выкрутишь - другой рванёт.
– А готовишь для кого?
Девочка глядела явно недоумённо:
– Так для брата же. Он за едой зашел. Мужиков кормить надо. Я тут на хозяйстве, а он теткин огород копает. У нас хлев давно пустой, а тетка корову держала, там огород хороший.
Девочка махнула рукой в сторону. За хлевом светловолосый мальчишка, так и не обернувшись на голоса, закидывал дрова в небольшой погребок.
– Он не слышит, - пояснила девочка.
– Бомба рядом взорвалась.
– Как же так? - охнула Тая.
– А к доктору ходили?
Девочка пожала плечами:
– Мать в госпиталь водила. Там в середине уха взорвалось, вот левое, может, когда-нибудь и будет что-то слышать.
И в ответ на сочувствующий взгляд Таи:
– Да ничего. Это для девки беда была бы, а парню, да после такой войны - не убыль. Трактористом будет, или механиком. Он у нас теперь один мужик.
– Кто тут еще живет?
– всё также резко спросила Женька.
Девочка махнула рукой вдоль тропинки:
– Дед Егор вон там. Я ему паек по карточкам из города ношу.
Как ни приглядывались девушки, но ни одной избы
– Здравствуйте, дедушка!
– первым заметила местного жителя Женька. Дед сидел на пороге, почти сливаясь со старыми стенами.
– И вам поздорову. Куда направляетесь?
– Теперь он стоял, опираясь на толстую суковатую палку.
– За яблоками.
– Тая огляделась: погреб - не погреб, землянка - не землянка. Яма в земле, узкий вход, занавешенный старым обгоревшим брезентом.
– Как же вы зимовать здесь будете, дедушка?
– Что мне-то, я уже старый, - дед смотрел на них, на военную форму смотрел, и сухие старческие губы дрожали.
– Не бродите вы там, девоньки. Сюда идите.
Спрятавшись за пригорком, стояла старая узловатая яблоня, вся усыпанная мелкими полосатыми яблочками.
– А вам дедушка?
– попыталась возразить Тая.
– Рвите, девоньки, сладкие они, спелые уже, рвите.- И отчего-то отказаться не было никакой возможности.
– Ладно, хватит, и так мешок полный.
– Остановила девушек Женька.
– Спасибо, дедушка, - поклонилась Тая.
– Кушайте, девоньки, кушайте. Сладкие яблочки, - дед так и стоял столбом у яблони, такой же старый, вросший в землю, как и она.
Вовсе и не далеко по проторенной тропинке оказалось до лагеря.
– Поварихе отдадим и себе отсыплем, - командовала Женька. И обернулась, закусив губу. Таи рядом не было. Появилась через пару минут.
– Политрук велел после построения зайти.
Расслабившиеся последние дни девчонки что-то долго выравнивали строй, всё время сбивалась Зойка. Уже и схлопотали наряд бы, как вдруг заревела сирена воздушной тревоги. Вновь сидели в том же окопе. Звуки отдаленной бомбежки едва долетали. Женька дремала, Тая вертела головой по сторонам, кто-то зашивал гимнастерку - старшины на них не было. Галка смотрела мимо и молчала, прижав кулачки к губам.
Вечером не ложились, ждали Таю.
– Печку бы растопить, - вздохнула Зойка. Ветер тянул от реки промозглой осенней стынью.
– Ага, кудри высушить, - хмыкнула Женька.
– Что ты зимой делать будешь?
И вздохнула:
– А ведь третья зима идёт, девочки.
Галка съёжилась, обхватив ладонями худенькие плечи:
– Не хочу я зимы. Холодно там, так холодно.
Девушки обернулись, глянули на неё, и Галка словно очнулась, вскинула голову, резко перевела разговор:
– Девочки, а я опять в убежище сигнал слышала. Короткий, прогудел - и умолк.
– Никто не слышал, одна ты слышала, - недоверчиво буркнула Зойка.
– Ты молчи, ты вообще в углу сидела, - обиделась в ответ Галка.
– Тихо, - вмешалась Женька.
– Если Галка говорит, значит слышала. Сама же видела, как она на рации работает.
Появилась на пороге Тая, чуть запыхавшаяся. Женька внимательно всмотрелась, но нахмурилась только сильнее:
– Что политрук говорил? О нас спрашивал?
– Нет, - удивилась Тая.
– Так чего-то. Он кашляет всё время, я чай травяной заварить предложила, я насобирала.
– А он чего?
– А он тушенку предлагал. Я говорю: "Не надо, товарищ командир, я и так принесу. На войне нельзя болеть".