Ошибка Бога Времени
Шрифт:
– Тебе в медицинский надо было, – сказал Эдик.
– Нет, – отвечал Женька, – мне всегда машины нравились.
– А как же бизнес?
– Случайное стечение обстоятельств.
По дороге домой, когда они уже улеглись в своем купе первого класса и погасили свет, Женька сказал:
– Ну, идиот! А ведь талантливый же, паршивец! Это все из-за американки, она его с толку сбивает. «Фоуклерный артист»! – передразнил он акцент Барбары. – Лапти, бабы, сарафаны!
Они рассмеялись, вспомнив Барбару в сарафане.
– Он еще маленький, – примирительно сказала Юлия, протягивая через проход
У Женьки были небольшие руки. Они почти никогда не ходили «под руку», а всегда только держась за руки. Женькины руки были горячими, и даже в мороз он не надевал перчаток. Юлии всегда казалось, что температура тела у Женьки другая, чем у остальных людей, выше на пару градусов.
Денька приезжал на похороны отца – всего на два дня. Во время службы в соборе Святой Екатерины он держал Юлию за руку. У него были небольшие горячие руки, такие же, как у Женьки. И как Женька, сын не носил зимой перчаток…
Женька жил в другом ритме, намного быстрее, чем все вокруг. Жил с перегрузками. Мгновенно принимал решения. Не ходил, а летал. Им ничего не стоило сняться с места и рвануть куда-нибудь на край света, отдохнуть и порыбачить, на день, на два, на неделю. Так они и в Италию попали – случайно, можно сказать.
– Юльця, хочешь в Италию? – спросил однажды Женька, рассматривая на экране телевизора папу римского. К чести ее будь сказано, Юлия всегда была готова лететь за Женькой хоть на край света.
– Хочу! – ответила она, не задумываясь.
Они собирались в Англию, Исландию, Грецию и еще много куда. Теперь без Женьки ей там делать нечего…
Глава 11
Двое
Я поднялся на холм,
Полон грусти, – и что же:
Там шиповник в цвету!
«Надо брать все сразу! – подумала она вдруг, опустив взгляд на ладонь человека, накрывшего ее руку. – Потом могут не дать! Женька поймет и простит!»
Кто может не дать? Какие-то тайные силы, управляющие миром по своим, только им известным картам и чертежам, недоступным пониманию человека. Тем картам и чертежам, где прописан путь каждого из нас – с самого начала, с первого крика, или даже с момента зачатия, и до конца, до последнего вздоха. Непостижимая тайна, не открытая нам. И останется тайной, ибо так задумано, и ходить к видящим людям, чтобы узнать, что будет, – значит искушать судьбу. И тот – слепой и неподкупный, кто рисует карту и составляет чертеж, тот, кто над миром, может обидеться…
«Я тебя люблю», – сказал новый в ее жизни человек, а она подумала, что уже не мыслит себе жизни без него. Ей вдруг пришло в голову, что она не знает, какой смысл вкладывает новое поколение в это слово. Может, никакого. «Я тебя люблю!» «Я тебя тоже! Привет! Звони!» Они другие, и язык у них другой, и смысл слов тоже другой. Нет, глупости! Он ее… любит!
Алекс осторожно сжал ее пальцы:
– Ты где?
Она подняла на него глаза. Он смотрел на нее с таким откровенным желанием, что Юлия вспыхнула и почувствовала, что… что… больше всего ей хочется сейчас оказаться дома, в своей спальне… где Алекс торопливо станет ее раздевать…
– Юлюшка, девочка моя! – раздался над их головами низкий утробно-гудящий радостный бас. – Наконец-то!
Юлия
– А я телефон обрываю! – радостно укорял Алексей Генрихович, размахивая руками и напирая животом. – А я с ума схожу, а я чуть ли не под дверью дежурю!
Он выдернул из-под стола свободный стул и уселся на него верхом. На Алекса он не обратил ни малейшего внимания, будто того и не было вовсе.
– Неоднократно! Но увы! Твоему верному рабу, как всегда, не везет! Говори, где прячешься? – он схватил руку Юлии и прижался к ней теплыми влажными губами.
Был Алексей Генрихович человеком напористым, энергичным и громогласным, устраивавшим из любого события – встречи, причем необязательно со знакомым, достаточно было полузнакомого, раз в жизни виденного человека, покупки колбасы в гастрономе или журнала в киоске, даже подачи милостыни уличному музыканту – маленький спектакль с криками, бурной жестикуляцией и привлечением внимания общественности.
– Привет, Алешенька, – в замешательстве произнесла Юлия, собираясь представить ему Алекса, но не успела.
– Завтра заберешь два экземпляра из книжного на площади! – внушительно сказал Добродеев. – Завтра же, малышаня, слышишь? Завтра! А то будет поздно.
– Алешенька, я очень рада тебя видеть, – невпопад ответила Юлия. – Из какого магазина?
– На центральной площади. Спросишь Зою, она знает!
– О чем спросить?
– Да о книге, господи боже ты мой! – воскликнул Алексей Генрихович в нетерпении. – Заберешь два экземпляра! Пусть возьмет из отложенных лично для меня.
– О какой книге?
– Да о моей же! Весь тираж распродан за два дня. Будут допечатывать.
Добродеев утомленно оперся на спинку стула, как человек, которому тяжело нести бремя славы.
– Ты написал книгу? – обрадовалась Юлия. – Я и не знала! О чем?
– Обо всем понемногу. Политическая история нашего города. Бестселлер! Из столицы запросили половину тиража. Скажешь Зое, от меня. Потом надпишу.
– Поздравляю! – сказала Юлия. – Обязательно прочитаю!
– Была презентация, – небрежно сообщил Добродеев. – Я тебе звонил три дня подряд, хотел пригласить, да разве ж тебя поймаешь! Хозяин очень благодарил, говорит, своевременная книга, давно ничего подобного не читал. На таких книгах воспитывают патриотов, говорит. Отметил прекрасное знание предмета, смелость исторических аллюзий, язык. Предложил издать тематический сборник моих статей за последние годы… экология, социология, история… даже не знаю… – Он вздохнул. – Я же их не храню… придется искать по библиотекам, работы невпроворот. И как раз сейчас, когда наметилось кое-что… Ну, а ты как? Хотел с днем рождения поздравить, снова звонил-звонил… Дай хоть сейчас чмокну! – он наклонился к Юлии и поцеловал в щечку. – Цветы за мной! Когда вернусь из Монако. Ты знаешь, лапуль, я ведь в самом скором времени…