Ошибка господина Роджерса
Шрифт:
Я с удовлетворением отметила про себя, что разговор на эту тему ему неприятен.
– Он и разговаривал со мной. Симпатичный такой дядечка.
«Интересно, о чем думает сейчас отец?» - мелькнуло у меня в голове.
– Ты прости нас, старых дураков, особенно меня, - как бы отвечая на мой вопрос, говорит он.
– Пусть это будет нам всем хорошим уроком, - ответила я и увидела, как сразу посветлело лицо отца.
Дома нас встретила мама вопросом:
– Куда это вы убежали? С ума можно сойти. Давайте ужинать.
– Вид у нее бледный, под глазами синяки.
Сели за стол. Молча поели и разошлись каждый по своим местам.
На следующий день ходили с Виктором в
– Надеюсь, ничего плохого не случилось?
«Надейся, надейся», - подумала я. Владимир Николаевич просил до времени не говорить Виктору о судьбе дяди. И я носила в своей душе нелегкий для меня обет молчания.
Через месяц после того, как уехала Фани, я получил снова письмо. На сей раз по почте. С безобидным открытым содержанием. Опущено в Москве. Я ждал его. Насонов меня предупредил. Раз с агентом потеряны возможности общения, то разведка, если она по-прежнему заинтересована в нем, либо должна восстановить с агентом связь, либо прекратить ее. И вот тогда решится вопрос - выхожу ли я из игры или нет. Чекисты были уверены, Роджерс не должен остановиться на полпути. Слишком много было затрачено сил и средств. И они оказались правы. Мне дали прочесть текст расшифрованного тайнописного письма. Вот оно:
«Дорогой друг! Мы опечалены очень Вашим молчанием. Как же Вы так неосторожно обошлись со средствами обоюдной связи? Нам хочется подробно узнать, как произошло это. Мы обеспокоены Вашей безопасностью. Все ли у Вас в порядке? Посылаем Вам кодовые таблицы и шифрблокнот. Надеемся, вы не забыли, как ими пользоваться. Ждем Ваших сообщений о Фокине. Пожалуйста, как можно подробнее...»
Далее сообщалось, как найти тайник, какую и где после этого сделать пометку (указывалось место) о том, что тайник иною изъят. Письмо заканчивалось словами: «Желаем Вам удачи. Да поможет Вам бог».
И вот мы с Насоновым находимся у него на квартире и внимательно изучаем место закладки тайника, - графически изображенного им на листе бумаги.
Я смотрю на красиво начерченную схему, каллиграфический почерк, и невольное восхищение охватывает меня.
– Сделано со знаком качества, - замечаю я.
– Не зря закончил МВТУ имени Баумана, - откликается Насонов.
– Вроде бы все понятно, - заключаю я, отрываясь от схемы.
– Ровно в двадцать три часа, как указано в письме, возьмете тайник.
– Владимир Николаевич, а почему так поздно и так точно я должен взять тайник?
– Для вашей безопасности и возможной проверки... Теперь давайте посмотрим место, где вы должны сделать отметку.
– И Насонов взял новый лист бумаги, начал чертить план улицы. Я невольно залюбовался, как ловко он это делал.
– Вот на этой водосточной трубе, у места, где вывешивается газета «Труд», на уровне стенда вы должны поставить знак тире, - говорит Насонов, пододвигая ко мне нарисованную схему.
Я всматриваюсь в аккуратно вычерченную схему, ясно и зримо представляю это место, о котором говорит Насонов. Улица Горького мне знакома.
– Как в кино!
– не удержался я от восклицания.
– Кино впереди, Алексей Иванович. И последнее... Когда все выполните, позвоните мне из дому. Повторяю, из дому. Главное, не волнуйтесь. Считайте, что вы идете на очередной вызов квартиросъемщика.
– То - дело привычное, а тут...
И вот я сошел на троллейбусной остановке «Советская площадь» и иду к месту,
Я очень волнуюсь. Мне кажется, что за мной незримо следят и проверяют каждый мой шаг. Легко говорить Насонову «считайте, что вы идете на очередной вызов квартиросъемщика».
Тайниковый контейнер я увидел сразу. Обычный кирпич, слегка отбитый по краю, лежит на месте. В левом углу сквера, на стыке изгороди и прилегающего к нему дома. Оглянулся. Присел на корточки. Точно вор, схватил кирпич и бросил в сумку. Для приличия обошел и захламленный скверик, а затем со своей тяжелой ношей направился обратным путем. Сумка жгла руку. Казалось, я несу в ней по меньшей мере мешок цемента. Оглядываюсь вокруг. Тихо. Ни души. Становится жутко. Ускоряю шаг. Ведь мне еще предстоит поставить отметку. Лезу в карман пиджака и не нахожу мела. Неужели забыл? Этого только не хватало. Лихорадочно ощупываю карманы. Слава богу, нашел. Он лежал в кармане брюк. Когда я его туда положил, убей, не помню. Выхожу на улицу Горького. Поворачиваю налево. Подхожу к доске, где вывешена газета «Труд». Газета сорвана. На стенде одна надпись большими белыми буквами - «ТРУД». Улица почти пуста. Изредка маячат прохожие. Ватной рукой ставлю отметку на водосточной трубе. Мел едва слушается меня. Не успел я отойти от доски, как кто-то останавливает меня за рукав. У меня душа ушла в пятки.
– Папаша, спички не найдется?
– едва слышу мужской голос.
«Вот она, проверка, о которой говорил Насонов», - мелькнуло у меня в голове. Поворачиваюсь и вижу: передо мной стоит молодая пара.
– Некурящий, - выдавливаю из себя.
– А жаль, папаша, - отвечает молодой человек, увлекая девушку за собой.
Едва слушающимися ногами спускаюсь в туннель, перехожу на другую сторону улицы и останавливаюсь около троллейбусной остановки. Через несколько минут слышу, кто-то подошел к остановке и встал за моей спиной. Не оглядываюсь. Вдруг продолжается проверка. Наконец появился троллейбус. Тут только я увидел, что за мной стояла женщина. Вошел в троллейбус. Женщина остановилась в тамбуре. Я взял билет, прошел в салон. Троллейбус миновал площадь Пушкина, площадь Маяковского. Я повернул голову вправо, скосил глаза. Женщина продолжала стоять в тамбуре. Проехали еще несколько остановок. Снова проверил. Женщина теперь сидела сзади меня. Мне стало не по себе. Ну что это я, в самом деле, как будто бы скрываюсь от погони. Даже если за мной следят, ну и что? Пусть. Успокаиваю себя. Наконец троллейбус подошел к моей остановке. Женщины в троллейбусе не оказалось. Значит, вышла в заднюю дверь. «Сейчас кто-нибудь объявится другой», - подумал я... Но никто не объявился. И у меня отлегло на душе.
Пришел домой. Жена не спала. Ожидала меня. Положил сумку под стул в комнате. На спинку стула повесил пиджак. Для маскировки.
– Что купил?
– спрашивает жена.
Я оборачиваюсь и застываю от неожиданности. Жена вытаскивает сумку и сует в нее руку. Настырная. До всего ей есть дело.
– Кирпич, - как можно спокойнее отвечаю я и для пущего безразличия выхожу из комнаты.
– Ну да?.. И верно. Зачем он тебе?
– Чего добру пропадать?
– отвечаю на ходу.
Жена знала мою хозяйскую жилку, поверила и успокоилась.