Ошибка маленькой вселенной
Шрифт:
«Подрастешь — не будешь таким ханжой», — в тон ему ответил солдат.
— Тогда поехали, — кивнула Джессика, — билеты продаются там, возле ресторана. Пойду куплю. Ждите меня на стартовой площадке.
Там, на адском острове, фуникулера не было. Его разрушили еще до начала штурма. Санек хотел выйти с тропы как можно ближе к цели, но так получилось, что он оказался на тропинке, в районе разрушенных домов, над этой скалой. Обороняющиеся активно использовали биологическое оружие. Настолько массированно, что он не мог рассчитывать на свой модифицированный иммунитет, и носил защиту.
Весь кошмар, который творился в том мире, люди сделали сами. Там не было прорывов с троп, не падали метеориты, не случались эпидемии. Люди просто вошли во вкус войны.
— Глядите-ка! — Дима ткнул палец в стекло кабинки фуникулера, указывая на скалу, — эта штука похожа на теленка. Как будто он лежит на боку, и тянется губами к воде, чтобы напиться.
— Ага, — ответил Коля, приглядевшись, — а во-он так черная — это рана у него на горле, из которой вытекает кровь. Поэтому он и упал на бок.
Джессика удивленно вскинула брови, но промолчала, продолжая любоваться видом.
— Да ну тебя, — махнула рукой Таня, — как скажешь что-нибудь… ой, а что это там? Как будто человек с раскинутыми руками. Такая мелкая фигурка на самом краю, видите?
— Это — статуя Христа, — пояснила Джессика, — очень похожая, только в несколько раз больше, есть в Рио-де-Жанейро. Португальцы до сих пор достаточно религиозны, знаете ли.
На адском острове статуи Христа не было; даже ее развалин. В том мире добрые религии надолго не задерживались.
Его цель находилась, по данным разведки, в тоннеле, проложенном через кальдеру. Он был каким-то низшим чином на объекте, и жить ему оставалось не больше суток. По их прогнозам, очередной штурм должен был завершиться полным успехом атакующих. А пленных тут брать не принято.
Торговля на тропах процветала благодаря информации, потому что товарная логистика была просто невозможна. Ценились технологии, статистика, математические модели. Но ценнее всего были те, кто был в состоянии эту информацию производить. Ученые, но не только; фантазеры, раздвигающие границы восприятия реальности, ценились не меньше — художники, писатели, режиссеры.
Конечно, траффик живых ценностей был предельно жестко регламентирован, и четко контролировался. Иначе междумировое сотрудничество скатилось бы к масштабному киднепингу. Однако изредка выпадала возможность получить кого-то по-настоящему ценного. Как в этот раз, им просто повезло. Мир, который добровольно лишил себя доступа к тропам, и убил своего Оракула, не выявил их разведывательную сеть до эвакуации.
Цель была молодым уличным художником. За свою короткую жизнь он успел написать всего пять граффити. Фотографии его работ широко разошлись по многим человеческим мирам, где он обрел целый сонм подражателей. Оригинал одной работы удалось даже вывезти, вместе с куском жестяного забора, на котором он был написан. Теперь этот кусок жести стоил столько, сколько недавно его мир заплатил за технологию холодного термоядерного синтеза.
Чтобы добраться до створа тоннеля, у него ушел целый день. В другое время он бы спокойно переночевал,
Однотонная зеленовата картинка, которую давал прибор, сыграла с ним злую шутку: он едва не пропустил живую химическую бомбу. Обычные бомбы, со взрывчаткой, нападающие старались не использовать, поскольку очень рассчитывали получить доступ к оборудованию и материалам лаборатории, укрытой в толще острова. Вместо этого они засылали детей, и специально натренированных собак, которые могли пролезть в самую мелкую щель, дождаться открытия самых секретных дверей, чтобы в непосредственной близости выпустить убийственную порцию отравы.
Боролись с этой напастью, поливая побережье всеми доступными видами заразы, с доказанной стопроцентной летальностью, и инкубационным периодом не дольше пары часов.
Сквозь прозрачный колпак защиты, и фильтр прибора ночного видения, он все же смог разглядеть глаза паренька. Обычные детские глаза, в них даже сидело мальчишеское любопытство. Он почему-то мешкал. Санек знал, что по инструкции живая бомба должна сорвать детонатор, как только поймет, что обнаружена, особенно если враг в зоне поражения.
Но паренек медлил, на что-то завороженно глядя.
«Саня, он смотрит на меня, — Марфа, его кошка, вмешалась; он чуть не подпрыгнул от неожиданности, так велико было напряжение, — если он взорвется, мне конец. Попробуй вырваться через тропы, ты знаешь повадки всех тварей…»
«Не говори глупостей, — ответил он, — если погибнем, то вместе. Но что-то он не спешит».
Живая химическая бомба тем временем изобразил смущенную улыбку, и протянул руку, чтобы погладить Марфу. Кошка не стала отстраняться.
Санек усилием воли стряхнул воспоминания. Они приближались к верхней площадке фуникулера.
— Ну что, — улыбнулась Джессика, — почти прибыли. Ужин нам доставят в дом. Документы уже на месте.
— А что на ужин? — Настороженно спросила Таня, — не консервы, надеюсь?
— Что ты! — Джессика в притворном ужасе широко распахнула глаза, — как можно это место осквернять такой пошлостью! На ужин будут жареные лапаши дневного улова, и белая сангрия. Ну, это для взрослых. Для детей будет лимонад.
Таня просияла, и вприпрыжку побежала вперед, по асфальтированной дорожке, проложенной между аккуратными палисадниками, среди одно- и двухэтажных домиков с черепичными крышами.
Они поселились в небольшом таунхаусе, с собственным небольшим садиком, и шикарным видом на море. В доме было две ванных комнаты, кухня, гостиная, и целых три спальни. Одну из них, самую дальнюю, заняла Таня, и безапелляционно заявила, никаких соседей не потерпит. Коля как-то сам собой оказался в одной комнате с Димой. А то, что солдат спит с Джессикой, все давно итак знали, и это никого не смущало. Ну, почти не смущало — но компенсация в виде отдельной комнаты на целую ночь показалась Тане вполне достойной.