Ошибка Пустыни

Соловьева Мария Петровна

– Как его звали? – угрожающе прошипела Лала, но Ашмира не слышала ее, утонув в воспоминаниях.

– Я сказала отцу, и он отправил сокола в Шулай, Главному Совету. Бедный Яруш… Он так рыдал, когда пришло согласование смерти для Ишьяры. Отец сделал так, чтобы никто не узнал о причинах, только мы и он, проклятый шулаец. Но когда я увидела, кто поведет сестру в Пустыню, успокоилась. Это была справедливая кара для них обоих. Я тогда была в этом уверена…

– Имя! – Лала дала пощечину Ашмире.

Та разрыдалась и стала говорить еще быстрее, словно боясь не успеть:

–

Он вернулся из Пустыни постаревший, отдал нашей семье шуларты Ишьяры и ушел. А отец выдал меня за моего любимого. Только тот меня не хотел. Всегда сравнивал с ней, говорил, что я дура и гожусь в постели только вместе с вином! Двое наших детей родились мертвыми, два мальчика. Яруш обвинил меня в их смерти и сказал, что если третий ребенок умрет, то он вернет меня с позором отцу. Я долго не могла понести, всех знахарок обошла и только через пять лет родила. Но Яруш хотел сына. Он был богаче отца и в родственниках у Второго Мастера. Нас с Рикишей просто выгнали, как ненужных слуг. Отец с горя слег, и очень скоро его проводили в Пустыню. Я все время плакала, вообще всегда. И выплакала глаза. Я даже не знаю, как сейчас выглядит моя дочка.

– Моего отца звали Шай, – Лала не спрашивала, она утверждала.

Ашмира закрыла мокрое лицо руками.

– Айлиша, – робко подала голос девочка, – ты правда моя сестра по матушке?

– Ненадолго, – процедила Лала.

Липкая тьма ненависти, приправленная горем, наполнила ее по самую макушку, и даже чистый детский голосок, лучиком мелькнувший в этой тьме, ничего уже не решал. Она видела перед собой обтянутый кожей скелет и каждую бусинку в мертвых рыжих косах, остекленевшие глаза Мастера Шая в ночной пустыне и кинжал, торчащий прямо из его сердца. Тот самый кинжал, который сейчас наливался черным в ее руке.

– Казни меня, ты имеешь право, но пощади свою сестру, умоляю! – Ашмира сползла со стула и пыталась на ощупь ухватиться за плащ Лалы, но та брезгливо отодвинулась.

– Я поклялась у тела мамы, что принесу ей твою голову и всех твоих потомков. Но смерть для тебя – избавление от страданий, а я этого не хочу. – Лала рассматривала черное лезвие, будто говорила только с ним. – Ты будешь жить столько, сколько отмерено Пустыней. Одна. Без дочери. Это честный обмен.

– Нет! Прошу тебя, нет! – исступленно запричитала Ашмира. Она валялась в ногах Лалы, но та смотрела только на кинжал.

– Все, хватит! – подал голос Ушаш, и Лала удивленно подняла на него глаза. – Ты убьешь девочку только после меня.

– Я не хочу убивать тебя, но не остановлюсь, если ты ее закроешь своим телом. Я поклялась.

– Ты клялась бездушным горам и безмозглым мышам, а им нет дела до нарушения клятвы! Я же тебя освобождаю.

– Я себя не освобождаю.

– Тогда я расскажу сон, про который ты спрашивала.

– Потом, у меня…

– Ты была вместе с ним, отцом твоего друга Тика! – жестко и громко перебил ее Ушаш. Лала нахмурилась, а он торопливо продолжил: – Он был пьян, точь-в-точь как тогда в кабаке Этолы. Он веселился и приказывал тебе творить всякие непотребства. Мне было больно это видеть, и я встал между вами. Без оружия против его ножа и твоего кинжала.

Но я готов был голыми руками защитить тебя от него. Он рассмеялся мне в лицо и сказал, что ты его кукла, что бесполезно ждать от тебя честных и добрых дел и что ты выполнишь любое его желание. Я не отошел. Тогда он приказал тебе вырезать у меня сердце.

– И?

– Я кричал, но ты не слышала. Я видел свое сердце в твоей руке. Оно билось и истекало кровью. А ты смеялась вместе со своим господином. Ты была очень красивая…

– А толкование?

– В свитке я прочел, что, если встану между человеком из сна и его местью, умру.

– И ты все равно пошел со мной? – тихо спросила Лала.

– Да, я верил, что ты не такая, как говорил тот черноголовый дьявол. А если такая, то у меня не остается причин, чтобы жить. – Ушаш взял ее руку с кинжалом и приставил к своей груди: – Сердце где-то тут. Давай.

Рикиша пискнула, зажмурила глаза и закрыла уши.

Лала хотела отвести руку, но Ушаш держал крепко и смотрел ей в глаза. Тогда Лала разжала пальцы и кинжал звякнул о каменный пол, а она истошно заорала:

– Будь ты проклят! Ненавижу, ненавижу вас всех!

Она билась, как птица в силке, но Ушаш так и не выпустил ее руку, пока она не сникла и не разрыдалась горькими, но уже не злыми слезами.

Рикиша подползла к матери, так и лежавшей на полу, и крепко обхватила ее тонкими ручками. А потом проскользнула змейкой в дверь, но тут же вернулась. Она подошла к Ушашу и рыдающей Лале и с опаской протянула кувшин.

– Сестрица, это самый вкусный сок симиора, от него любая печаль проходит. Выпей!

Лала на миг затихла, вслушиваясь в речи девочки, но потом вообще завыла в голос. Ушаш принял кувшин одной рукой и сделал знак, чтобы Рикиша увела мать из комнаты. Лала этого даже не заметила. Она захлебывалась слезами, задыхалась и тряслась, словно многолетняя боль и ненависть никак не могут найти дорогу прочь из ее сердца. Ушаш поставил кувшин на стол и крепко обнял ее. Она несколько раз дернулась и затихла, заливая слезами его грудь. Но это были уже последние слезы.

– Он знал! Он не мог не почувствовать, что это я! Почему не сказал мне? – шмыгая носом, спросила Лала.

Ушаш пожал плечами.

– Значит, так было нужно. Думаю, он очень гордился тобой.

* * *

Когда Рикиша опасливо заглянула в дверь, Лала и Ушаш сидели плечом к плечу на полу и по очереди пили сок симиора.

– Вкусный? – спросила девочка.

– Очень, – устало улыбнулась Лала и сама удивилась, откуда взялись силы на эту улыбку.

– Ты останешься жить с нами?

– Нет.

– Вернешься в Шулай?

– Нет.

– А куда?

– Сначала соберу много цветов для твоей тети, а потом уплыву за море. И пришлю тебе красивое платье и заморские сладости.

– О-ох… – восторженно протянула Рикиша, потом уточнила: – И он с тобой пойдет?

Ушаш ответил вместо Лалы:

– Если возьмет, то пойду хоть за край мира.

– Возьмет, – улыбнулась ему Айлиша, дочь Шая, а потом повернулась к своей сестре: – Принеси нам, пожалуйста, еще сока.

– Ага!