Ошибка Пустыни

Соловьева Мария Петровна

Проснулась она сама от ощущения, что прекрасно выспалась и чудом согрелась. Чудо оказалось вторым плащом. Ушаш накрыл ее, заботливо подоткнув края, а сам исчез.

Ночной лес свистел и сверчал, и уже не казался темным, хотя ни звезд, ни луны сквозь густые кроны видно не было. Лала встала, стянула плащ Ушаша и негромко позвала его.

– Я здесь, у реки, – отозвался он, – иди скорее сюда!

Лала сделала несколько шагов и остолбенела. Лес не был темным, потому что все вокруг реки сияло серебром так, что нужно было щуриться. Бесчисленные бабочки, которых они видели днем, и еще какие-то светящиеся букашки хороводили над водой, их танцы отражались в реке и на ближайших

растениях с листьями-лодками. Казалось, небо высыпало свои звезды в воду, а они ожили и разлетелись по сторонам.

Силуэт Ушаша темнел на фоне этого безумного сияния, и Лала не сразу поняла, что тот стоит полуголый. С мокрых кос стекала вода и застывала сверкающими каплями на его груди и руках.

– Ты купался? – Она не верила своим глазам.

– Верный способ согреться и не уснуть, – усмехнулся он. – Когда вылезаешь из этой воды, кажется, что вокруг горячая пустыня.

– Спасибо, – она протянула ему плащ, – в тепле хорошо спится.

– Всегда пожалуйста. Но ты могла бы еще поспать, если хочешь. Тут так необычно и красиво, что я легко отпущу тебя к сновидениям.

– Ну уж нет! Я тоже хочу на это смотреть.

Они сели рядом и долго молчали, наблюдая за бабочками. Потом Лала попросила Ушаша рассказать про детство ребенка, отмеченного печатью Мастера Смерти, ведь у нее оно тоже могло быть таким. Ушаш будто ждал этой просьбы. Он рассказал, как любил играть с шулартами, как получил в подарок новорожденного Снега, как впервые узнал, что за пределами Пустыни есть другие земли, как пытался не слушать голос крови и свести с кожи змеиную отметину, и многое другое.

Лала слушала его и вспоминала старую Асму, единственного доброго к ней человека за все недолгое полуголодное детство без игр. Асма тоже рассказывала ей удивительные истории перед сном. Воспоминания и вновь услышанное смешалось у Лалы в голове, а от бесконечного сверкания бабочек над рекой захотелось прикрыть глаза. Ушаш заметил, что она снова уснула, только когда она привалилась к его плечу. Он осторожно обнял ее, набросив край плаща, чтобы было теплее, и так просидел остаток ночи. Боясь ее потревожить, он не шевелился и шепотом продолжал рассказывать о своей жизни бабочкам, пока они не разлетелись, уступив место рассветным лучам.

Новый день принес новый звук, от которого Ушаш, только что задремавший, вскочил, будто под ним ожила земля. Лала упала лицом в траву, поднялась и хотела возмутиться спросонья, но Ушаш прижал палец к губам. Пронзительный и не очень мелодичный звук показался самым прекрасным из возможных. Одинокая птичья трель смешивалась с плеском воды и словно текла по реке сверху. Крадучись, Ушаш сделал несколько шагов против течения и застыл. Когда Лала осторожно подошла к нему, он молча показал на бурую птичку с белой грудью, которая зависла над водой. Птичка так быстро работала крыльями, что вместо них виднелось только пятно. Вдруг птичка стремглав нырнула в реку и тут же вынырнула. В клюве у нее извивалась то ли длинная тонкая рыбка, то ли короткая плоская змея. Добыча была слишком тяжелой, поэтому птичка полетела медленно и низко, так что Лала с Ушашем могли проследить, куда она направилась. Последовать за ней, впрочем, не получилось – птичка летела строго над водой против течения, будто над сушей ее поджидает опасность.

– Здесь все не так, как кажется, – шепотом сказала Лала, будто старые кости животных могли их подслушать.

– Найдем гнездо птицы и допросим ее, что тут случилось, – с серьезным лицом отозвался Ушаш, но в его единственном глазу мелькнул веселый огонек.

– Так и сделаем, – сурово кивнула Лала, поддерживая игру.

Она вдруг

поняла, что благодарна недавнему кровавому сну на корабле, ведь иначе не согласилась бы взять Ушаша с собой, чтобы спасти от него команду Тика. И не было бы ночных удивительных разговоров, забавной погони за птицей и теплого чувства, что она не одна. А еще она не узнала бы, как это приятно, когда мужчина обнимает, просто чтобы уберечь от холода.

Они встретили этим утром еще несколько бурых птичек, которые улетали в одном направлении. Потом лес согрелся под полуденным солнцем и снова притих, только кое-где поблескивали в траве зеленые ануки. Идти было легко, но однообразие утомляло, и когда наконец деревья стали редкими, кусты мелкими, а вместо земли началась россыпь острых камней, Лала с Ушашем даже обрадовались трудностям.

Глава четвертая

Горы возникли перед ними неожиданно, будто кто-то распахнул зеленый занавес окна, упирающегося в стену. Река стала совсем узкой и бурной, она ворочала небольшие камни и остервенело грызла те, которые не могла сдвинуть. Уже было видно, откуда она берет свое начало – в седловине между двумя широкими скалистыми зубьями на огромной высоте белела ниточка водопада. Она была очень далекой, но ясной и понятной целью, ведь на карте водопад был как раз на проходе через горы в Пустыню. Бурые птички жили в камнях, они внимательно и бесстрашно наблюдали за пришельцами и звонко делились новостью с окружающими. Трава здесь росла совсем другая – жесткая и короткая, с мелкими цветочками, источающими медовый аромат. Даже порывистый ветер не мог унести сладкий запах, до того много было цветов. Лала никогда прежде не была у подножья таких могучих гор. По сравнению с ними скалы Шулая казались загородкой для дромов. Она дышала полной грудью и ни о чем не думала, просто восхищалась, но Ушаш отвлек ее. Он шагнул в сторону и поднял сухую ветку, утыканную колючками.

– Здесь есть дрова!

Колючих кустов оказалось не так и много, но вдвоем получилось набрать хвороста на костер. Однако горный ветер не позволял развести огонь, как они ни старались огородить новорожденное пламя. Пришлось нести ветки с собой до груды огромных валунов, издалека напоминающей дом. Отесанные ветрами и непогодой камни плотно прилегали друг к другу, образуя нишу, где можно было укрыться и развести огонь. Тем более что очаг там уже имелся. Лала и Ушаш озадаченно рассматривали закопченные камни, сложенные для большого огня.

– Как думаешь, это те, с берега?

– Не знаю. Но если и есть путь через горы в Пустыню, то он точно проходит здесь.

Пока совсем не стемнело, они набрали как можно больше хвороста. Веселое пламя оживило и нагрело каменный приют, и вскоре воздух наполнился ароматом свежего отвара пополам с запахом чуть подгоревшей лепешки. При свете костра Лала с Ушашем попытались сравнить нарисованные на карте горы с теми, что закрывали сейчас полнеба. Все было передано очень точно, даже их груда валунов с пометкой «Можно переждать непогоду».

Душевного разговора, такого, как в лесу сияющих бабочек, не выходило. Если верить карте, то они прошли больше половины пути и завтрашнюю ночь могут провести уже близ Сайшона. Лалу окутала тревога, давила на грудь и мешала дышать. Ушаш это чувствовал и несколько раз пытался развлечь ее, но тщетно. Страх, что в Сайшоне ее встретит либо пустота, либо сестрица вроде Ишиндаллы, отравил прекрасный вечер. Она молчала, не отрывая глаз от костра, и, казалось, забыла, что рядом есть кто-то еще.

– Можно, я первый посплю? – спросил Ушаш. – Прошлой ночью было слишком много всего…