Ошибка Творца
Шрифт:
– Ты это, не удивляйся. Он же ученый, генетик.
– И? – Андрею уже хотелось как можно быстрее покинуть пахнущий потом и дешевым дезодорантом, больше похожий на притон отель.
– Я его однажды спросила: ты чего не женишься, детишек не заведешь? Так не поверишь, что он мне ответил – говорит, боюсь я вас, женщин. Мы, типа, воплощаем для него все неизвестное, что в генах содержится. Типа – вечная загадка природы. За отдельно, мол, взятую жизнь не разгадать. Говорит – насмотрелся я на генные мутации, не хочу детей. А если не хочу, зачем, мол, так, без денег, с нормальной женщиной, начинать? А с тобой – честный обмен, и все. – Она вздохнула. – Жалко его. Но мне-то чего? Он клиент постоянный, плохо, что ли?
А Андрей внимательно вгляделся в профиль Калужкина за отсвечивающим стеклом машины. Все-таки эти ученые все чуток на голову
– Яковлев.
– Андрюнь, есть результаты экспертизы по оружию. Довольно любопытные. Сказать или по приезде прочтешь?
Андрей замер с рукой на дверце машины.
– Сейчас. – Он увидел, как за стеклом Калужкин повернул к нему голову.
– Помнишь, убийца-чистоплюй вымыл орудие убийства в ванной жертвы и вытер его бумажным полотенцем?
– Ну.
– Так вот, тебе повезло. На мягкой бумаге ясно отпечаталась поверхность клинка плюс по толщине сгиба можно точно определить его ширину и толщину. И это не нож и даже не топор, как мы поначалу предполагали.
– Да говори же!
– А это, Андрюша, рубящее оружие типа кавалерийской сабли с шириной лезвия 35 мм. Вроде тех, что использовались во время Наполеоновских войн.
Отрывок из зеленой тетради
Говорят, что Гитлер впервые ознакомился с трудами по евгенике, сидя в тюрьме. Что, согласитесь, весьма символично. В результате в «Майн кампф» появился раздел, посвященный генетике человека. И Гитлер сразу превратился, по мнению немецких евгеников, в «единственного в Германии политика, который понимает значение генетики и евгеники». А вскоре национал-социалисты напрямую обратились к ученым с предложением о сотрудничестве в области «гигиены рас». Так книги по евгенике стали учебниками.
Школьные же учебники, как известно, есть неоспоримый документ, влияющий, как никакие иные книги, на неокрепшие детские и юношеские умы. Идея «высшей» и «низшей» рас стала частью школьной программы. Дальше все покатилось будто ком с горы – речи министра внутренних дел, министра продовольствия и официального евгеника Третьего рейха, Ленца. Все они утверждали, что мать-Германия чрезвычайно ослабла из-за обилия «слабоумных и низших» людей. Хорошо бы всех стерилизовать, утверждали государственные мужи. Произвести переоценку «генетической ценности нашего народного тела». Но расходились в цифрах переоценки: от миллиона до десяти. За пылкими речами, как и положено, шла сухая буква закона. Первым, еще в 33-м, был принят «Закон о предохранении от наследственных болезней подрастающего поколения». Теперь любой врач мог стерилизовать своего пациента без согласия последнего. Однако на десятки тысяч (а по другим данным, на сотни тысяч) стерилизованных приходились тысячи смертей: операции были небезопасными для жизни. На врачей, отказавшихся стерилизовать своих больных пациентов, доносили. Их карал закон. Тогда же стали подвергаться стерилизации так называемые рейнландские ублюдки: дети-мулаты, рожденные немками от оккупировавших немецкие территории французских солдат африканского происхождения. Печальные плоды Первой мировой. По мнению Гитлера – гнилые плоды.
Второй закон, подписанный фюрером в 35-м, был «Закон о необходимости прерывания беременностей по причине наследственных болезней». Беременных женщин кромсали, как кроличьи тушки, – это называлось «евгенистическим абортом». Но что делать с теми, кто уже имел несчастье родиться на свет инвалидом? У лидеров Третьего рейха и на это имелся ответ. Эвтаназия. В том же году Гитлер одобрил национальную программу по официально узаконенному убийству больных и увечных, но отложил выполнение задуманного до начала серьезных военных действий. Своему ближайшему окружению он пояснил свое решение так: в ходе большой войны такая программа пройдет как по маслу. Ведь внимание общества и Церкви будет отвлечено более важными событиями, а значит, и сопротивление окажется минимальным. А пока десятки тысяч врачей проходили курсы по «Расовой гигиене» и вся Германия была увешана плакатиками, где за креслом инвалида стоял широкоплечий улыбающийся парень во врачебной куртке: «60 тысяч дойчмарок, – гласила надпись. – Вот сколько стоит содержание такого уродца в год. Эти 60 тысяч берутся из твоего кармана, германский налогоплательщик…»
Фюрер
Надя
Макс ее, конечно, потом ругал:
– Дура ты, колобочек!
– Не называй меня колобочком! – привычно обиделась она.
– О’кей, просто дура! Они ж тебя на понт взяли, понимаешь? Ну какие в этом поселке камеры, а? Тем более ночь уже была, темно – что там видно-то! Надька тебе по голове-то надает, будь спокойна. Вообще, может, из команды выпрет!
Тася чуть не плакала:
– Вот сам бы с той теткой из полиции и говорил! Посмотрела б я на тебя! Что б ты ей рассказал про этот свой плащ и перчатки?! Она на меня вообще как на идиотку смотрела!
Они уже подъехали к лагерю – за деревьями виднелись палатки игроков. Макс раздраженно нажал на тормоза, и Тася чуть не клюнула носом приборную доску.
– Ты меня не любишь, – обреченно сказала она. – Я для тебя – только квартира чистая и кормежка. От мамашки своей бешеной сбежал, вот и вся любовь. – Давнее подозрение сдавливало горло, грозилось выйти наружу слезами. – Ты, наверное, тоже в Надьку влюблен.
«Конечно, – корчилось все внутри, – кому ты нужна, прыщавая сарделька? И так-то никому не нужна, а уж если поблизости оказывается зеленоглазая Надя Шварц… Да ты сама бы на себя не посмотрела, ничего удивительного, что Макс…»
И тут она почувствовала теплые твердые руки вокруг своих трясущихся, как желе, плеч.
– Ну, колобочек… – Он тихо целовал ее в висок. – Ну что ты опять завелась-то, а? Она, конечно, красивая и все дела, но ты же мой родной, теплый колобочек…
– Я не колобочек, – втянула она носом обиженно, но рук его не скинула. Мириться им было так же сладко, как и ссориться.
– Ладно, – поняв, что буря, не успев разыграться, улеглась, сказал Макс, – пойдем.
Лагерь располагался на большом поле, с трех сторон окруженном лесом, с четвертой – пригородное шоссе. Те, кто приезжал на машинах, парковались на специально отведенной для этого площадке, недалеко от съезда с дороги. Тася вынула костюмы из багажника, и они пошли к месту стоянки: там уже высились палатки – с десяток дворфов, столько же троллей. Орки, рыцари Заморья, наемники Лангана, сестры Зиграна, вся волшебная братия. Их группа послала заявку месяц назад. Раньше они тоже были наемниками, но теперь Королева решила, что они станут эльфами, и проспонсировала костюмы – а это было немаловажным, даже при том, что Макс классно умел делать ремни с железными заклепками, а Таськина мать неплохо шила. Заявку же в этом году они писали сами – у Королевы была сессия. Решили не сдавать Никиту, хотя в анкете на сайте было четко сказано – все противопоказания и болезни. И хоть они с Таськой уже давно начали подозревать неладное, в анкете написали, что ни аллергий, ни хроников в команде нет. Было забавно сочинять командную легенду – Макс над ней две недели сидел, даже работать не ходил: ничего, мол, предки твои меня как-нибудь да прокормят. И придумал классно: обряды, историю их эльфийского рода, артефакты всякие. Таська каждый вечер читала – дивилась: вот откуда у тебя фантазии столько, Максик? А тот самодовольно жмурился – много книжек фэнтезийных читал, багаж есть. Индивидуальную легенду придумал, правда, только для себя и Колобочка. Никитка тогда написал что-то невнятное, а Королева, как всегда, что твой Пушкин. Ясно, по существу. И литературно, образно. Скоро у них начнутся учения: столкновения по легенде между гильдиями, предсказанные Вальхаллами еще тысячу лет назад. Потому они и приехали: Макс знал, что на мечах дерется слабо. Не хотелось выглядеть лошком перед Королевой, вот и решил потренироваться. Макс подошел к орку, из зеленогорской, кажись, команды. Предложил схлестнуться. Вышли уже на полянку возле палаток, встали в позицию. И тут Макс его увидел. Вот черт! Макс опустил деревянный меч.
– Эй, ты чего? – Зеленогорский смотрел на него выжидательно, а тот не мог отвести взгляд от седой головы, то появляющейся, то вновь пропадающей между палатками.
– Подожди, – сказал он орку. И добавил: – Прости, сегодня вряд ли получится.
– Вот чудак! Сам же предложил! – Расстроенный зеленогорский махнул лапищей в тяжелых перчатках и отошел.
А Макс стал искать глазами Тасю: им пора сваливать. И быстро! Макс сам себе не желал признаться, что после той истории реально его боялся. Таську Макс нашел в палатке с тремя девицами, по виду – ведьмачками.