Ошибка в объекте
Шрифт:
— Что удалось?
— Как я понимаю, он совершил кражу?
— Нина Тихоновна, пока мне об этом ничего не известно. Мы сейчас работаем, надеемся на успех. Скажите, у него еще были какие-то золотые вещи?
— Как вам сказать… Право же, затрудняюсь…
— Нина Тихоновна, давайте говорить откровенно. Мы давно занимаемся этим делом, многое удалось выяснить, и если я спрашиваю, значит, это нужно для дела, поймите.
— Ну что ж, скажу… Были у него кулоны, несколько кулонов.
— Знаки зодиака?
— Вот видите, вы все знаете и без меня! — обрадовалась
— Вы их узнаете?
Скворцова задумалась. И эта маленькая заминка многое сказала Демину. Значит, торг с Дергачевым был достаточно продолжительным. И Демин услышал, как где-то совсем рядом, прерываясь и замолкая, выводила свою мелодию свирель — золото заговорило, неуверенно, неразборчиво, но оно уже не молчало.
— Право же, затрудняюсь сказать твердо и…
— Прекрасно вас понимаю! — воскликнул Демин.— Речь идет не о том, чтобы среди десятка колец с янтарем узнать именно то, которое предлагал вам Дергачев. Достаточно будет, если среди разных колец, украшенных зелеными, синими, красными камнями, большими и малыми, вы укажете примерно такое же, какое предлагал Дергачев. Если вы скажете, что у того колечка тоже была ажурная решетка, на ней был укреплен вот такой же глупый камень…
— Какой? — вскинула брови Скворцова.
— Простите,— смутился Демин,— это чисто личное Мне розовый цвет почему-то кажется глуповатым.
— Знаете, это так и есть. Он всеядный,— доверчиво улыбнулась Скворцова.— Синий цвет пойдет не каждому, нужно определенное мужество, чтобы решиться надеть кольцо с синим камнем. Белый многим кажется простоватым. А розовый годится всем, его охотно носят и пожилые, и девушки, его можно подарить, ничем не рискуя.
— Значит, кольца и кулоны, которые показывал Дергачев, вы узнаете?
— Разумеется,— Скворцова уверенно повела плечами
— Они все новые? Современные?
— Да. Это был основной их недостаток.
— Почему недостаток?
— В них нет культуры изготовления. И основная ценность этих вещей заключалась в сырье. А как ювелирные произведения они ничего собой не являли. Загляните в любую витрину, и вы увидите точно такие. Штамповка для массового потребителя.
— И тем не менее одну вещицу вы купили,— напомнил Демин.
— Цена подошла,— простодушно улыбнулась Скворцова.— И потом, не себе покупала, внучке. А ей требуется именно это. Она не знает других вещей и по наивности… а может, еще по какой причине именно ширпотреб считает достоинством. Странное стадное чувство охватывает людей, и я никак не могу понять, откуда это… Ее мечта — не отличаться. Конечно, толпа не терпит каких-то особенностей, но ведь ценность каждого человека именно в отличии от прочих, верно? А молодые люди носят похожие кольца, читают одни книги, слушают одних певцов. И в конце концов и сами становятся какими-то… штампованными Более того, вы не поверите — гордятся этим!
16
На следующее утро Демин выехал в соседнюю область.
Водитель был хмур и неразговорчив, он, видимо, к этой поездке относился иначе, во всяком случае, радости в его глазах Демин не увидел. Ну и ладно, подумал, на второй сотне километров разговоримся. Но все-таки не удержался, спросил:
— Что хмур-невесел? Что буйну голову повесил?
— А! — крякнул водитель.— Скажи, Валя, почему так получается… Встречаешься с десятками людей, с кем-то ругаешься, с кем-то ссоришься, а самые обидные и злые слова всегда слышишь от близких людей, почему?
— Ошибаешься, Борис Григорьевич… Слова близких мы не можем пропускать мимо ушей, они цепляют нас не потому, что самые злые, а потому, что их произносят близкие люди.
— Нет, Валя, нет! Близкие знают твои болевые точки, и когда подворачивается случай, бьют не беспорядочно, как в очереди, бьют, хорошо зная, где тебе будет больнее, чем они смогут тебя унизить, знают, что тебе напомнить, во что тебя, дурака, мордой ткнуть. Ладно. Поехали.
И водитель действительно замолчал километров на сто. Глядя на заснеженные поля, на такие вымерзшие и несчастные деревья, что, казалось, никогда им уже не оттаять, никогда не зазеленеть, глядя на дорогу, Демин попытался было еще раз продумать сложившееся положение, но вскоре оставил это занятие — не было новых данных.
— Что, Валя, вздыхаешь? — спросил водитель.— Завяз?
— Не то чтобы завяз… Но и выхода не видать.
— Может, слишком торопишься?
— А как же иначе, Борис Григорьевич… Надо торопиться. Пока преступник в панике, пока он не очень соображает, пока везде видит опасность, вздрагивает…
— Думаешь, дрожит?
— Уверен. Видимо, многое нарушилось в его планах, если он вынужден был уходить, оставляя за собой гору трупов… А упустишь время, он успокоится, следы растворятся, сотрутся временем.
— А ему чего проще — садись на самолет и дуй в теплые края… В Ялте весна, в Сочи уже загорают… Деньги, как я понимаю, у него есть… Надоест в одном месте, переезжай в другое, третье, а там, глядишь, и лето не за горами… О, море в Гаграх, о, пальмы в Гаграх,— пропел водитель с улыбкой.— Кто побывал, тот не забудет никогда-а…
— Если он поступит так, это будет большая ошибка. Бегство его выдаст. Внезапно покинув свое место, он обратит на себя внимание. Нет, его задача в другом — остаться и отвести от себя подозрение. Ему нельзя даже к родственникам в гости съездить… Что значит взять да и поехать? А работа? А прописка? А соседи? А семейные отношения? А обоснования, объяснения, отпуск? Ведь у него, кроме всего прочего, должно быть законное основание тратить деньги. Вы даже не представляете, как привязан человек к месту, к людям, к обстоятельствам а если уж говорить по-ученому — ко времени и пространству.