Ошимское колесо
Шрифт:
– Теперь уже сложно сказать. – Шейх Малик направил верблюда вперёд. – Да уж. – Похоже, дюжина, если не больше, арбалетных болтов пробила голову банкира, почти ничего не оставив от его лица и уничтожив серебристо-стальной череп. И всё равно я думал о Марко, которого в последний раз видел с некромантом Эдрисом Дином. Марко, с его нечеловеческим спокойствием и проектами по соединению мёртвой плоти с механизмами. Когда его начальник, Даварио, впервые вызвал его, я подумал, что мне хотели показать мёртвую руку, приделанную к механическому солдату. Возможно, шутка была в том, что человек, который привёл того солдата, и сам
Ха'тари остались у ворот, напевая свои молитвы о наших душах, или о праведном воздаянии нам, а свита шейха проехала внутрь. Мы избавились от толпы беспризорников-оборванцев, которые увивались за нами ещё с окраин, а вместо них на нас тут же набросилось множество хамадийцев всех мастей, от уличных торговцев до принцев в шелках, и все требовали новостей. Шейх заговорил с ними на быстром и остром языке пустыни. По их лицам я понял: они знали, что новости будут дурными, но мало кто из них понимал, насколько. Никто из собравшихся в оазисе Пальм и Ангелов уже никогда не пройдёт снова через эти ворота.
Я воспользовался возможностью, соскользнул со своего верблюда и протолкался через толпу. Никто не заметил, что я ушёл – все следили за рассказом шейха Малика.
Город был почти пуст. Как и всегда. Никому неохота задерживаться в печи улиц, когда есть прохладные тенистые помещения. Я проходил мимо огромных зданий, построенных на состояния калифов прошлого для людей Хамады. Для места, в котором нет ничего, кроме песка и воды, Хамада за столетия скопила чертовски много золота.
Проходя по присыпанным песком камням мостовой, глядя на тёмную лужицу тени под ногами, я легко мог себе представить город призраков, населённый джиннами и ждущий, когда его поглотят дюны.
Неожиданный спуск, в конце которого открывается озеро, всегда вызывает удивление. Здесь передо мной лежала широкая полоса воды, мягкой лазурью отражавшая усталую голубизну неба. За озером стоял дворец калифа: громадный купол в центре, окружённый минаретами и множеством связанных ослепительно белых зданий и прохладных галерей.
Я обошёл озеро кругом, пройдя мимо ступеней и колонн древнего амфитеатра, построенного людьми Рима, ещё до того, как их нашёл Христос. Башня Матемы стояла поодаль от воды, но пространство перед ней было пустым. Она достигала небес, и рядом с ней казались низкими все остальные башни Хамады, даже башня калифа. Приближение к ней вызвало во мне неприятное воспоминание о Башне Жуликов в Умбертиде, хотя Матема вполовину уже и втрое выше.
– Добро пожаловать. – Один из студентов в чёрной мантии, отдыхавший в тени башни, поднялся и встал у меня на пути. Остальные, числом, наверное, с дюжину, едва оторвали взгляд от своих грифельных досок, продолжая записывать свои вычисления.
– Уа-алейкум салаам, – вернул я приветствие. Можно было подумать, что после всего проглоченного мною песка я стану лучше говорить на языке пустыни, но нет.
Этот обмен приветствиями, похоже, исчерпал весь запас имперских слов студента, как и мой запас арабских – и между нами натянулась неловкая тишина.
– Это что-то новое, – я махнул рукой на открытый вход. Раньше здесь была чёрная кристаллическая дверь, которая открывалась путём решения какой-то загадки из меняющихся узоров, каждый раз разных. Когда я был студентом,
Студент, юноша из дальней Аравии с узкими чертами лица и прилизанными чёрными волосами, нахмурился, словно вспомнил какое-то бедствие.
– Йорг.
– Не сомневаюсь. – Я кивнул, притворяясь, будто что-то понимаю. – А теперь я собираюсь встретиться с Каласиди. – Я протолкнулся мимо него и прошёл коротким коридором к винтовой лестнице, поднимавшейся во внешней стене. Один вид уравнений, начертанных на стене и вьющихся спиралью вместе с лестницей сотни футов тут же напомнил мне, какой мукой был для меня год в Хамаде. Не такой мукой, как прогулка по мёртвым землям, но в жаркий день с похмелья математика бывает весьма мучительной. Я взбирался вверх, и уравнения преследовали меня. Мастер матемагии может вычислить будущее, видя среди нацарапанных на грифельной доске сумм и комплексных интегралов не меньше, чем Молчаливая Сестра видит своим слепым глазом, или чем вёльвы видят в брошенных рунных камнях. Для матемагов Либы люди – всего лишь переменные. И то, насколько далеко могут заглядывать матемаги, и каковы их цели – тайна, известная лишь членам их ордена.
Я прошёл почти полпути до уровня Омега на вершине башни, и, обильно потея, остановился, чтобы восстановить дыхание. В течение года здесь председательствуют по очереди четыре грандмастера ордена, и я надеялся, что нынешний глава вспомнит меня и мои связи с троном Красной Марки. Лучше всего, если б им оказался Каласиди, поскольку именно он организовывал моё обучение. Если повезёт, то матемаги организуют мне проезд домой, а может даже рассчитают безопасный маршрут.
– Ялан Кендет. – Это был не вопрос.
Я обернулся и увидел, что позади меня на лестнице стоит Юсуф Малендра, закутанный в белый халат, блистая чернозубой ухмылкой на шоколадном лице. В прошлый раз я видел его в Умбертиде, в фойе Золотого Дома.
– Говорят, с матемагами случайностей не бывает, – сказал я, вытирая лоб. – Вы вычислили место и время нашей встречи? Или просто вас сюда привело окончание ваших дел во Флоренции?
– Последнее, мой принц. – Казалось, он искренне рад меня видеть. – Но у нас действительно имеются вычисления, и это было самым радостным. – Позади него по лестнице, пыхтя, поднимался студент.
Внезапно мне пришла в голову мысль: образ белого тела, чёрной одежды, изломанного и подвешенного на Воротах Мира под пустынным солнцем. – Марко… это ведь был Марко, не так ли?
– Я…
– Ялан? Ялан Кендет? Не верю своим глазам! – Из-за плеча Юсуфа высунулась голова – широкая, тёмная, и с такой широкой ухмылкой, что казалось, она растянулась до ушей.
– Омар! – Только увидев ухмыляющееся лицо Омара Файеда, седьмого сына калифа, я знал, что мои испытания окончены. В Вермильоне Омар был одним из самых преданных моих компаньонов, и всегда любил поразвлечься. Пил он, конечно, слабо, зато его любовь к азартным играм затмевала даже мою, а его карманы были глубже, чем у любого известного мне молодого человека. – А теперь скажите ещё, что это было совпадение! – сказал я Юсуфу.