Оскал дракона
Шрифт:
— Это магия! — раздался чей-то голос.
Но это была никакая не магия и не руническое заклинание. Я уже видел это раньше, и тут второй маленький горшок с хлопком разбился на носу «Сохатого», в тот же миг там вспыхнуло пламя. Как я и думал, это был греческий огонь. Я наблюдал, как пламя перескочило на гордые лосиные рога носовой фигуры, искусно украшенные резьбой Ботольва, я смотрел на огонь, пожирающий все, чего касался, и даже взбешенная команда «Крыльев дракона» заметила языки пламени на своем корабле. Затем Ботольв крикнул, что рядом второй корабль.
Второй корабль. Греческий огонь. Берсеркеры.
— Орм, сзади, на рулевом весле...
Я обернулся и увидел перед собой раззявленную красную пасть, на губах белеют сгустки слюны, словно пена на волнах; грязные, спутанные волосы и безумные глаза, словно у бешеного пса, топор в его руке казался огромным, как дерево. Я оступился, мой меч рассек пустоту, вонзился в мачту и застрял в ней.
Я подставил щит под его удар, топор прорубил его и отбросил в сторону, вырвав из моей трехпалой руки, я не мог держать щит крепко. Затем берсерк врезался в меня всем корпусом, и я ощутил запах дыма, вонь засаленной шкуры и застарелого пота. Я выпустил рукоять застрявшего меча.
Я помню, как закрутилось серебряное небо и черная вода, затем меня обжег холод, будто раскаленный гвоздь, брошенный в воду.
Глава 1
Шестью неделями ранее...
Зима немного ослабила свои оковы, и мороз отступил, показалась желтая трава, и началась капель. Южане могли бы сказать, что наступил месяц март и весна, но много ли они понимают? Для нас это все еще зима, для тех, кто знает толк в смене времен года.
В северных землях мы, конечно же, знали, что заставляет землю менять свой облик: это происходит из-за Локи, который корчится от боли, когда его жена отлучается, чтобы опорожнить чашу, и оставляет связанного мужа страдать от дикой боли, ведь на его обезображенное лицо капает змеиный яд. Ей требуется какое-то время, чтобы вернуться и снова подставить чашу под капающий яд. Боги Асгарда сурово наказали обманщика Локи за его уловки.
Локи корчится и извивается, земная твердь дрожит и преображается — трескаются скалы, появляются овраги, в этом году один такой рассек луг неподалеку, и теперь он стал непригоден для пастбища.
Асы дают нам знак, угрюмо сказал Финн, вторя мыслям остальных, поэтому мы должны вернуться на дорогу китов и не засиживаться на суше, изображая землевладельцев. Было трудно не замечать его постоянное ворчание по этому поводу, и день за днем моя голова опускалась все ниже, на плечах словно лежал тяжкий груз от невысказанных упреков побратимов.
Один напророчил нам славу и сокровища, и конечно же, еще и проклятие, ведь он не предостерег нас опасаться того, к чему мы так стремились. Теперь мы получили все желаемое, но какая в том радость для викинга? Зачем ходить в набеги, ворчал Рыжий Ньяль, если у тебя вдоволь серебра и женщин? Нет радости и в том, чтобы позабыть про корабли и обрабатывать землю, копаясь в ней словно черви, как заметил однажды Хленни.
Я слышал их ворчание и разговоры о побратимах, нарушивших клятву Одину. Остальные, утверждая, что по-прежнему
Я принимал их клятвы кивком головы, сжимая их руки в своих, таким образом Обетное Братство брало их под защиту, но я не рассчитывал что кто-нибудь из покинувших братство вернется. Те, кто остались, пытались сбросить оковы, удерживающие их от морских набегов. Они пережили зиму в надежде, что теплые дни принесут какую-то новую искру, подует ветер, зовущий в морской поход, холод и зимние шторма наконец-то отступят. Но в то же время казалось, что никакая искра не сможет разжечь огонь внутри них.
Единственные, кто не жаловался и не ворчал — это Ботольв и Коротышка Элдгрим, первый — потому что со своей деревянной ногой мог забыть о морских походах, кроме того, у него была Ингрид и маленькая дочка, которую он любил даже больше Ингрид; у второго рассудок был ясен лишь наполовину, часть своего разума он потерял, получив в бою удар по голове несколько лет назад.
Когда мы вернулись, шальные от славы и богатства, Финн обрюхатил Тордис, у нее родилось дитя, и сейчас она баюкала маленького Хроальда в перекинутой через плечо тряпице. Финн смотрел на мальчика со смесью гордости и страдания, гордость — это то, что чувствовал каждый отец, а страдал он потому, что выковал себе еще одно звено удушающей его цепи, ведь Тордис ждала от него предложения о браке.
С другой стороны, когда я смотрел на Торгунну, по ее глазам было видно, что беременность проходит хорошо, не нужно ни слов, ни меда поэзии, чтобы описать, что я почувствовал, узнав эту новость. Это двойная радость, потому что до этого она потеряла ребенка, теперь она будет матерью вновь, и я готов был отдать за это все серебро, которым наградил нас Один.
Мрачная атмосфера уныния висела над Гестерингом, но неожиданное появление Вороньей Кости на прекрасном корабле заставило побратимов поднять головы, они жадно принюхивались к его сиянию и славе, словно псы, обнюхивающие задницу суки.
Воронья Кость. Олаф Трюггвасон, претендент на Норвежский престол, мальчик лет двенадцати, чья громкая слава шла впереди, словно горящий факел, был тесно связан с нами, поэтому наши мечи и топоры оставались в покое. Никому не пришло в голову, что Воронья Кость собрался напасть и ограбить своего друга — ярла Орма из Гестеринга.
Он сидел в моем доме, натирая сапоги овечьим жиром — вот цена бравады — прыжка с носа великолепного корабля в соленую гниль, приносимую прибоем.
Я не видел его три года и был поражен. Тогда я оставил девятилетнего мальчика, а сейчас вижу двенадцатилетнего мужчину. Остролицый блондин, как и прежде, тепло смотрел на меня разноцветными глазами — один карий как орех, другой серо-голубой как морской лед, его волосы отросли и уже были достаточной длины, чтобы развеваться по ветру, он заплетал их в две косы с тяжелыми серебряными кольцами на концах. Я догадывался, чего он больше всего хочет — чтобы на подбородке побыстрее появилась поросль.