Оскал Фортуны. Трилогия
Шрифт:
– Что привело тебя ко мне в столь ранний час, мудрец? – поинтересовался Раату, глядя в мрачное лицо жреца.
Тот кивнул на помощника старшего писца.
– Иди, я все понял, – сказал тому Судья людей. – А это оставь, я еще посмотрю.
Первый пророк увидел на широкой лавке у стены сверток, завернутый в грубую ткань.
– Да, господин, – Карахафр поклонился и вышел, скользнув по важному посетителю равнодушным взглядом.
– Где справедливость? – с трудом сдерживая гнев, спросил Сетиер. – Почему колдун и убийца
– Я приказал отменить казнь, – ответил Раату, опускаясь в кресло и не предлагая первому пророку сесть.
– На каком основании! – повысил голос первый пророк. Он осмотрелся, взял в углу табурет, сам поставил его посередине кабинета, сел, зажав посох между колен, и чуть спокойнее продолжил. – Разве вы сами не видели доказательства вины Тусета в его доме? Неужели их не достаточно!
Главный инспектор, он же Судья людей, спокойно смотрел на покрасневшего от гнева жреца, поправил витой золотой браслет на предплечье и, подавив зевоту, кивнул:
– Вполне достаточно.
Ноздри Сетиера хищно затрепетали.
– Вы, что же, не верите знамению святыни храма Сета?!
– Я верю, и доказательств для осуждения Тусета хватает, – с ленивой вежливостью, словно малому ребенку сказал Раату.
– Но тогда почему он не стоит у жертвенных столбов храма Себера, ожидая смерти?! – крикнул обозленный первый пророк. – Что вам мешает отдать колдуна и убийцу на съедение крокодилам?
– Ничего, – развел руками Раату. – Кроме священной воли Келлномарха, которую я исполняю ежедневно по мере моих скромных сил.
– Причем тут живой бог, жизнь, здоровье, сила? – густые брови Сетиера поползли вверх. – Разве убийство не является преступлением? Или государь приказывает щадить колдунов?
– Не забывайся, мудрец! – главный инспектор стукнул ладонью по столу так, что первый пророк вздрогнул от неожиданности и нервно сглотнул. – По воле владыки Великой реки Хотпеамоштураа IX, не отмененной до сих пор, обвинение любого из служителя великих богов, начиная с пророков, в колдовстве должно подтверждаться решением Собрания мудрых или государем, жизнь, здоровье, сила.
– Я…я не знал, – растерянно пробормотал Сетиер, на гладко выбритом лбу обильно выступил пот.
– Понимаю. Это мой долг помнить законы, уважаемый мудрец, – главный инспектор снисходительно кивнул головой. – Я уже отослал письмо в Амошкел и уверен, что решение государя не заставит себя ждать. Здесь все ясно, доказательства преступления на лицо. Но воля Келлномарха должна исполняться неукоснительно всеми его подданными.
– Прости мою горячность, господин, – первый пророк поднялся и церемонно поклонился. – Горе от смерти дорогого Джедефраа застлало мне разум и заставило забыть о приличии и вежливости.
– Я знаю, как вы были близки с покойным, и как огорчила вас его смерть, – Судья людей тяжело вздохнул. – Но Тусет был вторым пророком храма великого бога. Поэтому не стоит
– Понимаю, – Сетиер направился к двери, громко стуча посохом по полу.
Раату положил подбородок на сцепленные руки и, глядя в закрытую дверь, проговорил:
– У каждой обязанности свои привилегии и наоборот.
Глава II. Преступления и наказания
Amittit merito proprium, qui alienum appetit.
"Свое добро теряет тот, кто желает чужое"
Латинская пословица
Анукрис проснулась как от удара. Стены спальни серели в лучах заходящего ущербного месяца и ярких келлуанских звезд, смотревших в маленькое окно у самого потолка. Сердце гулко колотилось, во рту пересохло. Она села на кровати, с отвращением отбросила мокрую простыню. Взяла кувшин с гранатовым соком, вспомнила, что сегодня казнят Тусета. Рука задрожала, медный стакан выпал, покатился по полу, оставляя за собой черную дорожку.
– Как кровь, – вздрогнув, пробормотала женщина.
Она легла, но так и не сумела заснуть. Старый жрец казался ей кемто вроде отца, которого у Анукрис никогда не было. Единственный мужчина, проявивший к ней простое человеческое участие. Правда, пришлось выйти за Небраа, но зато у неё теперь есть богатый дом… Словно в насмешку заболела скула, напомнив о нечаянных радостях семейной жизни.
Кроме казни старого жреца и кулаков мужа на молодую женщину обрушилась новая неприятность. Вчера вечером Мерисид объявила, что едет к Алексу в последний раз.
– Я отвезу ему еду, пива, лекарства, а дальше пусть сам о себе позаботится.
– Он же тяжело ранен! – взмолилась Анукрис. – Ему надо поправиться, встать на ноги.
– На все воля богов, – стояла на своем бывшая танцовщица. – Если меня заметят и его найдут, пропадем обе. Не забывай, что теперь Алекс не просто убийца, а подручный колдуна.
Все мольбы и просьбы госпожи разбивались о каменную невозмутимость служанки. В душе Анукрис понимала, что та права, но как же тяжело это признать!
Не выдержав её слез, Мерисид вспылила:
– Почему ты так заботишься о нем, если он от тебя отказался?
Молодая женщина не нашла, что ответить, и замолчав, долго плакала, спрятавшись от всех в маленькой комнате на крыше.
Поморщившись от тяжелых воспоминаний, Анукрис так и не смогла заснуть. Когда Самхия осторожно заглянула в спальню, она уже сидела перед зеркалом, критически разглядывая свое отражение. Ей страшно не нравилась эта прическа. Короткие волосы с тремя длинными прядями, которые зачесывали на парик.