Оскар за убойную роль
Шрифт:
– Ах, как жалко! И до сколька?
– Да через полчасика, сказал, откроет.
– Ладно, – доверительно проговорила старушенция. – Мне надо замочек на сумке починить. А пока пойду тогда хлебушка куплю.
И она испарилась. От окошка отошли и двое первых. Очередь дошла до Валерия Петровича. Из мастерской на него пахнуло запахом металлической стружки. Слесарь в кожаном фартуке вопросительно посмотрел на Ходасевича. Он был молодым, амбалистым, но уже лысым. За его спиной висели старый плакат со Шварценеггером и доска с многочисленными заготовками ключей.
– Слышь, мужик, –
Тот взял аппарат в руки, вгляделся.
– «Топаз»… – прочел он название и с сомнением протянул: – Сейфовый? Не, не сделаю, таких заготовок сейчас нет.
– А будут?
– Не, не ожидаем.
– Но они хоть бывают?
Парень с сомнением потряс головой:
– Да давно уж не было. Не заказывает их никто.
– Чего, прямо-таки никому они не нужны?
– Не, давно никто не просил.
– Я ключ от сейфа, – доверительно сказал Валерий Петрович, – понимаешь, потерял. А потом снова нашел. Вот я и волнуюсь. Вдруг с него кто-нибудь копию сделал? Тогда и моему сейфу – тю-тю.
– А чего у тебя там, в сейфе-то? – хмыкнул верзила. – Золото-бриллианты?
– Да нет, он сейчас вообще пустой. Но раз в месяц зарплату выдаю. Я бухгалтером на фирме работаю.
– Большая зарплата-то?
Верзила работал один, скучал, и для него милое дело было – почесать с кем-нибудь язык.
– Да тыщ пятьдесят бывает, – охотно откликнулся Ходасевич.
– Долларов?
– Да нет, рублей. У нас фирма маленькая.
– У-у… – разочарованно протянул приемщик. – А я уж хотел у тебя адресок спросить, где сейф брать. – И широко улыбнулся.
– Ну, запиши, – усмехнулся Танин отчим.
– Да больно надо! Из-за пятидесяти дубов «деревянными» связываться!
– А я вот, если честно, волнуюсь, – понизил голос Ходасевич. – Вдруг у меня тот ключ тогда сперли? Копию организовали – и всей зарплате ноги приделают? Слышь, мужик, – еще более доверительно проговорил Валерий Петрович, – у меня работа тут недалеко. Может, к тебе в последнее время кто обращался? Чтоб такой же ключ сделать?
– Не… – почесал в затылке детина. – Не было таких. Точно не было.
– А может, к сменщику твоему приходили?
– Я один работаю. Без всяких сменщиков. Пашу тут как пчела – с десяти до восьми, без перерыва на обед.
– Да? Точно никто не обращался?
– Точно, точно, папаня.
– Слушай, а где тут еще есть металлоремонт? Куда мне с моим ключом-то обратиться?
– На Лесной, кажись, есть. Вроде еще на Красина остался. А вообще в центре металлоремонтов негусто. Сам знаешь: земля дорогая. Все бутиками да казино застроили. Вон и у нас тут тоже бутик будет. Съезжаем скоро.
– И куда съезжаете? – посочувствовал Ходасевич.
– А хрен его знает, – сплюнул на пол приемщик. – Если далеко – совсем, на хрен, уйду.
– Да? Ну, бывай. Удачи тебе.
– Счастливо, бухгалтер.
Валерий Петрович вышел на улицу.
Смешно было, конечно, думать, что в первом же, самом ближнем к Таниной работе, пункте он выйдет на
Почему-то Ходасевича не покидало стойкое ощущение, что документ выкрал дилетант. А с дилетанта вполне станется утащить ключ из Татьяниной сумки и пойти делать дубликат в обычный металлоремонт.
Валерий Петрович нащупал в кармане сигареты, закурил. Еще с армии у него была привычка – не курить на ходу. В крайнем случае, если не видно поблизости кафе или лавочки, можно посмолить стоя – но ни в коем случае не шагая… Это и со стороны выглядит некрасиво, и так же, как пить или есть на ходу, не испытываешь никакого удовольствия.
В тот момент, когда он прикуривал, раздался звонок мобильного телефона. Валерий Петрович посмотрел на определитель номера: звонил Родя – сотрудник Татьяны и его, Ходасевича, агент.
Валерий Петрович нажал на клавишу «соединить».
– Здравствуйте, – раздался в трубке взбудораженный, довольный голос дизайнера Щапова. И тут же, без предисловий: – Я знаю, кто украл документ.
– Какой ты быстрый, – улыбнулся Ходасевич. – Молодец. Ну, и кто же?
– Татьяна Садовникова.
– С чего ты взял, что это она? – нахмурился Валерий Петрович.
– А ее с работы увольняют.
После стычки с бешеным депутатом Таня в одиночестве поднялась на второй этаж. Ни на кого из сотрудников не глядя, прошла в свой кабинетик. Бросила Наташке: «Пожалуйста, ни с кем меня не соединяй».
Села в свое любимое кожаное кресло. Минут пять посидела – бездумно, покойно. А потом вздохнула, встала и принялась разбирать стол. Полетели в шредер копии старых договоров, эскизы, результаты исследований, варианты слоганов. Она содрала с компьютеров и со стены гору желтых стикеров – напоминаний. Они ей уже больше не понадобятся.
Тане казалось, что механическая работа поможет ей успокоиться. Сначала вроде так и было. Однообразные движения рук заставили ее забыться. Но потом – когда с бумагами было покончено – она сняла с монитора игрушечную лошадку, подарок Валерочки. Сунула в сумку. Сложила крохотный портретик Ходасевича в рамочке, стоявший рядом с принтером. Фотография тоже полетела в сумочку. Еще одно фото со стола, побольше, – Макса. Туда же!
И тут, когда ее обжитой стол сиротливо оголился, долго сдерживаемая тоска вдруг затопила ее – всю, с берегами. Она не хотела уходить! Она не могла поверить, что сегодня выйдет отсюда – и никогда, никогда, никогда больше не увидит этого уютного кабинетика, родного стола, привычных стен. И милых сотрудников – с которыми она, бывало, ругалась, и «строила» их, и сердилась на них, и учила. Но в этот момент все они казались ей родными, близкими людьми. Даже ближе, чем иные родственники. Она не могла сейчас поверить, что кто-то из них подставил ее, желал ей зла. Все они – и Мишка, и Артем, и Натка с Полиной, и Родя – стали за три года работы почти что ее семьей. Было невыносимо думать, что все они завтра придут сюда, на службу, и будут заниматься все теми же, никогда не кончающимися делами, а ее уже не будет с ними.