Осколки наших грез
Шрифт:
– Как же быть мне?
– Оставайся собой. И никогда его не обманывай.
Весь оставшийся день мы провели с Александрой. Мне не хотелось идти домой, а меня не думали прогонять. Я запомнила эти секунды. Лёгкие разговоры, бесценные советы и солнечный свет, что волшебным способом исцелял душу. Перед ней хотелось робеть, прятать дерзость, говорить об изъянах, делиться секретами, попросту быть сопливой девчонкой. Опустить голову на плечо и рассказать о тревогах. Она была доброй ведьмой, которая превращала часы в секунды, что не стеснялась браниться, но делать
Луна осветила гостиную. Александра уснула в кресле после скучного кино. А я провожала глазами титры и размышляла над ею сказанным. С каждым новым домыслом разгонялось сердце, горло сводило. Что, если рано опускать руки? Что, если один из нас допускает ошибку? Один отказавшись, другой – сдавшись.
Переборов страх, я скинула плед и накрыла им женщину.
На сей раз ступени лестницы показались мне необычайно холодными. Каждый следующий шаг, как шаг в пропасть: либо растворишься, либо пропадёшь. Только он заставлял меня чувствовать себя другой. Вся эта семья заставляла.
Не думая открыла дверь и сильно удивилась, когда не застала Матвея, пусть была уверена в обратном. Постель заправлена, подушки взбиты, лишь слабый ветерок насмешливо играл с занавесками, словно издеваясь.
Я захотела уйти, но только вздрогнула от неожиданности.
– Ты лгунья, Снежана, – процедил Матвей, захлопнув дверь. Он говорил о моей вновь обретённой способности ходить. – Совсем такая же, как моя мать. Тебе совсем не идёт зелёный.
Воздух перестал попадать в лёгкие, хотя минуту назад я была полна уверенности. Меня прожигал тёмный и загадочный, с ума сводящий взгляд.
– Я знал, что ты придёшь. Почему? Я не знаю.
Теперь колени стали ватными, без капли лукавства.
– Тебе известно, почему я здесь. Более чем.
– Я не рад этому.
– Почему же? – сглотнула я.
Он наступал, а я синхронно отступала.
– Как же мне не хочется тебя разочаровывать, – не слыша, твердил он.
– Так не делай этого.
Лопатки коснулись стены, а его дыхание – подбородка.
– Матвей? – пискнула я, в попытке добиться откровенного разговора. – Почему я должна разочароваться в тебе? Что с тобой происходит?
– Поверь, скоро ты сама всё узнаешь.
– Но я хочу знать сейчас! – вырвалось прежде, чем заткнула себя ладонью.
Даже в полутьме мне удалось заметить, как расширились его зрачки.
– Хочешь поговорить об этом? – дёрнул он головой. – Как скажешь, Снег. Нас ждёт длинная ночь. Не пожалей об этом.
Глава#19
Лунный свет коснулся острых скул, будто разделяя Матвея на две контрастные личности – беспроглядную тёмную и человечную светлую.
Как прозаично, твою мать…
Мы продолжали смотреть друг другу в глаза, практически не дыша, не шевелясь, ожидая разговор не из лёгких. Мне хотелось узнать его мысли так же сильно, как и вовсе не хотелось. Маленькая надежда, что новость будет безобидной
– Говори, чего застыл? – бросила резко, охваченная нервной дрожью.
Его глаза превратились в тонкие щелки.
– Вот думаю, готова ли ты услышать всё это? Тема непростая, ведь она касается твоего кровного ублюдка.
– Что? – задохнулась я. – При чём здесь Авдей?
Предполагала ли я, что разговор завяжется на брате? Тысячу раз «нет».
– Ох, Снежана, твой братец стал главным источником нынешних и, несомненно, будущих проблем. Знаю, поверить сложно, но мы все его недооценили.
Матвея настигла излишняя ирония.
– Снаружи он сверкает перьями, но внутри – охотно гниёт.
– Говори по делу, сказочник, – процедила я, теряя терпение. И не только. Чем ближе надвигался Янковский, тем меньше оставалось шансов прибывать в сознании и держаться ровного пульса.
Глупое сердце! Глупое! Глупое!
– Они обидели Надю, – сухо отстрелялся он. – Сильно обидели. Но теперь обижу их я… Сильно обижу.
Услышав это имя, я захлебнулось волной гнева. Она снова и снова вставала между нами. Быть может, не нарочно, но и игнорировать сей факт не представлялось возможным. Ощущение кого-то третьего угнетало и порядком злило.
– Ну конечно, всё дело в милой святоше, – исказилась я в ухмылке. – Простушка наделала немало шума, появившись в «Эдеме». Что в ней такого, Матвей? Мне правда любопытно. Если я завяжу косу, невинно округлю глаза и набью карманы классической литературой, ты тоже в меня влюбишься? – тыльная сторона ладони проплыла по его лицу. – Только скажи, и я из библиотеки не вылезу.
Матвей отмахнулся, а я фальшиво посмеялась.
– Боже, у тебя совсем нет вкуса. Как и чувства юмора. Хочешь знать моё заочное мнение? Я не верю твоим чувствам. Более того, я не стану слушать о том, что четвёрка лучших друзей нашла свой камень преткновения в девчонке. Дай пройти.
Матвей не шелохнулся.
– Они сотворили ужасное, Снег. Настолько, что говорить об этом не получается.
– Я не припомню, чтобы вы светились благородием. Это нормально.
– Ненормально! – вспылил он. – Они воспользовались ею, грязно, а твой брат поспособствовал этому и даже не попытался защитить!
Он свирепел на глазах, когда речь заходила о Наде. Это было обидно, больно и чертовски неприятно.
– Всего-то опросили поменять кальян? Тоже мне, «воспользовались». Нет здесь преступления. К тому же, Надя не глупа и знала, с кем связывается…
– Её обесчестили! – беспощадно перебил Янковский. – Все вместе.
Время на мгновение остановилось. Пришлось включить голову, чтобы правильно его понять. Переживав сказанное, я лишь покачала головой.
– Какой же ты больной мудак, Янковский. Тебе нужен врач. Какими бы мерзавцами они не были, никогда бы так не поступили. Особенно Авдей. Дай угадаю, так тебе любимая сказала? Значит, и её омут не без чертей. Вопрос – зачем ей это?