Осколки, острые, как ножи
Шрифт:
— Но, учитель, может же быть и другая любовь, та, что не сжигает, но согревает…
— Что?! Почему ты говоришь так? Как ты, тот, кто пытался бежать от самого себя, не в силах принять свою суть, может знать такие вещи…
— Быть может, когда я бежал от себя, я увидел что–то, что не видел ты…
— А, чтоже, ты шутишь, ученик мой… — усмехнулся темноглазый учитель — Чтож, ты можешь шутить, пока ты будешь учиться и постигать суть мирозданния… Со временем, ты поймешь, что ненависть чище и слаще… Она горда и чиста, и всегда шагает
— Твою правду? Как это понимать? Ты путаешь меня… Что есть твоя, а есть и какая то иная правда?
— Можно и так сказать… Я вижу, когда я сам преподаю тебе уроки, ты достигаешь куда больших результатов.
— А быть может, ты просто управляешь мною и лжешь мне, учитель? — пытливо спросил юноша, силясь угадать мысли своего собеседника.
— О, сомнения, сомнения — рассмеялся тот в ответ — Эти коварные враги, эти разрушители надежды, подчиняющие себе самую твердую волю, самый могучий ум… Бывает человек уже шагнул вперед, уже обрел решимость для величайшего свершения в своей жизни… Но вот коварный призрак сомнения вполз в его мысли, будто маленький подлый червячок… И все, уже нет будущего героя, подвиг остался несовершенным, свершению не нашлось места на страницах истории, и почему? Лишь потому, что маленькая тень сомнения коснулась мыслей…
— Я задал тебе вопрос, учитель — сурово произнес мучитель — Ответь мне на него! Я требую!
— А что ты сделаешь, если я не отвечу? — рассмеялся в ответ патлатый, оправив полы своего пальто.
Вместо ответа мучитель резко взмахнул рукой, на которой возникли длинные, тускло отблескивающие, острые когти, и с размаху вонзил её в живот своему собеседнику. Оскалив зубы, которые на глазах удлинялись и становились более острыми, он ждал, как его жертва согнется в агонии, истекая алой кровью…
Но его рука прошла сквозь тело его собеседника, как сквозь воздух, не встретив ни малейшего сопротивления….
А тот расхохотался, смотря, как его ученик пытается снова и снова поразить его, гвоздя когтями, и даже пытаясь вцепиться клыками ему в глотку, или в лицо. Но все было тщетно — все его атаки оканчивались так же, как и первая, то есть, ничем.
— Ну что ты будешь делать теперь? Ты бессилен ранить меня, ученик — и он протянул руку, резко схватив мучителя за горло железной хваткой.
Затем он легко оторвал его от земли, и, встав к краю крыши завода, поднял его в воздухе. Казалось, он собирается сейчас отпустить его, и бросить его вниз… Но он не бросал, лишь смотрел внимательно на то, как его ученик пытается освободиться.
— Итак, Ротнемрот, ты пытаешься бунтовать против меня — удовлетворенно произнес он, будто бы парень сделал что–то, чего его учитель давно от него ждал — Ты споришь со мной, и даже пытаешься
— В чем ты видишь иронию, тварь? — прохрипел мучитель, ибо так его называл его учитель ранее.
— А, я уже снова «тварь», не «учитель»… Еще один признак в тебе, который радует мой взор… Ирония в том, что ты становишься похож на меня… Но, увы, только лишь похож… Впрочем никому не дано стать мной, верно? — рассмеялся темноволосый, и резким движением бросил Ротнемрота снова на крышу.
Тот закашлялся, пытаясь подняться, и со злобой взглянул на своего учитель, на эту омерзительную черную тварь…
— Ненавидишь меня? — спросил тот, встретив его пылающий взгляд своими черными провалами, в которых горела насмешка — Чтож, это хорошо… Ты учишься ненависти… Пусть тебе даже придется ненавидеть меня…
— А что, ты хотел бы, чтобы я ненавидел кого–то иного? — попытался усмехнуться Ротнемрот.
— Не имеет значения… Впрочем, думаю, я смогу и здесь сделать кое–что, что послужило бы твоему дальнейшему становлению…
— Мы снова будем убивать людей? Убивать жестоко?
— Ты будешь убивать людей, было бы вернее в данном случае… А теперь идем, нам пора…
И вот спустя миг оба они стояли в большой толпе людей.
Обычная толпа, все куда то идут, спешат, суетятся, у всех какие–то дела…
Никому не было дела до этих двух похожих даже внешне парней, который появились среди них… Некоторые, проходя мимо, натыкались на них, толкали, ругались, и сразу забыв о них шли дальше…
Несмотря на пустующий завод, город жил своей жизнью. Люди шли по своим делам, не думая ни о страдании, ни о великих силах мироздания… В общем ни о чем из того, о чем только что рассказывал мучителю его наставник.
— Видишь их? — спросил тот.
— Да.
— Что ты скажешь о них?
— Ну, это люди… Обычные люди…
— Да, ты прав, это обычные люди… Равнодушные и жестокие создания.
— Да? Ты хочешь, чтобы я поверил твоим словам?
— А разве я не прав? Я уже говорил тебе, что я куда старше тебя, друг мой, и повидал куда больше, чем ты можешь себе представить… И я знаю, о чем я говорю.
— Ты хочешь сказать, что их абсолютно не тронут страдания других? А то и сами бы они с радостью истязали бы другого?
— Ну может, тут ты несколько буквально понял мои слова — засмеялся в ответ его наставник — Впрочем, может я и найду тебе сейчас пример того, что эти люди сами принесут мучения другим… Так… Да, я вижу это… Посмотри во–о–о-он туда, на ту скамеечку.
Ротнемрот, или мучитель, как звал его наставник, оглянулся туда, куда он показал, и увидел небольшую группку смеющихся и играющих детей. Они весело играли друг с другом, радовались чему–то…
Он перевел непонимающий взгляд на своего наставника. Тот в ответ настойчиво кивнул в сторону детей, «смотри, мол».