Осколки Северного Счастья

Муратова Ульяна

Когда я вернулась, Ирт уже снова был одет.

— Иди сюда, смоем запёкшуюся кровь. Раздевайся.

С точки зрения логики стесняться было глупо: он меня уже видел голой. Дважды. Но раздеваться не хотелось.

— Мне кажется, что там всё в порядке, — мило улыбнулась я. — Может, лучше перекусим?

— Раздевайся! Или я тебя раздену сам, и тебе это не сильно понравится. Раны нужно осмотреть, промыть и снова нанести мазь. А ещё нужно тебя выпороть за непослушание, — сурово ответил он.

— Ты же шутишь? — испуганно спросила я. — Про выпороть.

Пока он шёл

ко мне, я только улыбалась, подбирая слова. Раздеваться не хотелось, быть выпоротой тем более. Нужно было мягко объяснить ему, что непослушания не было, я в портал шла, просто решила сначала поделиться с ним силой.

Я как раз открыла рот, чтобы высказаться в свою защиту, но не успела. Он подхватил меня на руки и понёс к кровати, стаскивая с меня рубашку. Звучит романтично и даже эротично, если вырвать из контекста. В реальной жизни было обидно, кроме того, висела я теперь вниз головой, и говорить было как-то несподручно. Ладно, он же обо мне заботится.

Когда он сел на кровать, я позволила ему расположить меня на его левом бедре, поставив в очень компрометирующую позу пятой точкой кверху. Правую ногу он перекинул поверх согнутых моих, прижав своей ляжкой мои коленки к кровати. Это мне понравилось гораздо меньше. Когда он свёл мне руки за спиной и зафиксировал левой рукой так, что я упала грудью на кровать и оказалась прижата к ней лицом, происходящее окончательно перестало приходиться мне по душе. Я затрепыхалась, но бесполезно, его рука железным прессом давила на лопатки. Больно не было, было очень обидно.

— Ещё раз дёрнешься, и я тебя не только выпорю, но и одежды лишу. Будешь ходить голая до тех пор, пока мне не надоест смотреть. Поняла меня?

Я поняла.

— Ирт, ты же пошутил насчёт порки? — жалобно спросила я.

— Нет. Ты ослушалась три раза. Сначала не побежала, потом не пошла в портал, а сейчас ещё и не разделась. Хотя я приказал дважды. До тех пор, пока ты в моём клане, ты должна слушаться беспрекословно. От этого может зависеть твоё здоровье или жизнь. И не нужно рассуждать и обмусоливать мои приказы. Ты в этом мире едва ли две недели, ты можешь просто не знать об опасности. Или не видеть её, как вчера.

Запахло чем-то медицинским. Говорил он спокойно, снимая старые бинты. Иногда кожу тянуло, но пока было терпимо, поэтому я постаралась расслабиться и не думать о том, что лежу почти голая на коленях у молодого симпатичного мужчины, который очень хорошо целуется.

— Это больно?

— Мазь щиплет, и довольно сильно. Постарайся не орать. В прошлый раз ты была в отключке, сегодня раны уже очень хорошо затянулись, сначала будет щипать и печь, а затем чесаться. После этого отвалятся болячки. Первые пятнадцать минут самое активное действие.

— Хорошо. Я постараюсь потерпеть, — вздохнула я.

Он протёр спину чем-то влажным, боли не было. Судя по ощущениям, на ранах уже образовались плотные корочки. Довольно долго он вытирал меня влажным полотенцем, и я пожалела, что не искупалась, когда он предлагал.

— Терпи.

Дальше он начал наносить мазь. Сначала я подумала, что ничего страшного, терпимо. Потом подумала, что он перепутал и мажет

мне раны эссенцией чили. Затем мне пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы не заорать. Щиплет? Это называется невыносимо дерёт! Кожа стянулась, пекло нестерпимо, а затем ощущение жжения начало спадать, заменяясь жуткой чесоткой.

Я захрипела, и он понял почему, сначала аккуратно провёл пальцами вдоль одной раны, потом вдоль другой. Если бы он не держал меня в захвате, я бы уже тёрлась спиной об стену. Не знаю, сколько он так гладил меня по спине, но постепенно острота ощущений притупилась, и стало даже приятно. Очень приятно от прикосновений шершавой ладони.

— Кожа тут ещё очень нежная, сейчас нанесу другую мазь, и на сегодня трогать больше не будем, перевязывать тоже. А теперь наказание за непослушание.

— Ирт, подожди! Не надо, пожалуйста. Я буду слушаться, честно!

— Будешь, конечно, — спокойно ответил он, и мне прилетел первый шлепок. Было не столько больно, сколько обидно. Он шлёпал снизу, там, куда не достали когти иррета.

— Ирт, пожалуйста, перестань! — взмолилась я.

Он шлёпнул меня ещё дважды, а затем начал гладить. Это было ещё хуже: кожа на спине была невероятно чувствительной, да и шлепки были в большей мере показательные. Он просто демонстрировал свою силу.

Эмоции переполняли: хотелось наорать на него, ударить, а ещё мне безумно нравилось, как он меня гладил, и тело наливалось желанием в его руках. Я попыталась вырваться, но было бесполезно. От бессилия я чуть не выла, а от удовольствия — едва не стонала. Его поглаживания становились всё откровеннее, настойчивее, его правая рука уже переместилась туда, где никаких ран не было, и ласкала чувственные складочки между ног.

Вожделение взметнулось жаром внутри, заставляя прогнуться и застонать. Ирт не оставил мои движения без внимания, коснувшись большим пальцем точки удовольствия так, что у меня слетели последние тормоза.

Его пальцы скользили, лаская, каждый раз чуть увеличивая нажим, а я покорно выгибалась в такт его движениям. Не выдержав этой нежной пытки, я в экстазе забилась у него в руках. Удовольствие было оглушительным, острым, я даже не подозревала, что моё тело способно на такие ощущения.

Не дав отдышаться, он поднял меня и жадно впился в губы, прижимая к себе и нежно усаживая сверху. Он был полностью одет, а на мне был только верх от прозрачного белья, и почему-то этот контраст дико возбуждал.

Я сама целовала его ненасытно, горячо, прижимаясь к нему всем телом. Обычно в такие моменты я позволяла касаться и ласкать себя, но сейчас всё было иначе. Сейчас я хотела доставлять удовольствие даже сильнее, чем его получать.

В какое-то мгновение я смогла остановиться и разорвать поцелуй. Наши лица были на одном уровне очень близко друг к другу, и я впервые смогла по-настоящему рассмотреть его. Светло-карие, медовые глаза, ровные широкие тёмно-рыжие брови, такого же цвета щетина на щеках. И шрамы. Они не отталкивали, скорее завораживали. Я провела пальцем по одному, затем по другому, после коснулась узких губ, которые умели так властно и сладко целовать.