Осколки судеб
Шрифт:
Но с ней же это случилось. Как легко, как просто, оказывается, сделать то, что сначала не входило в твои намерения. Но разве втайне она об этом не думала?
Она играла с идеей мести, хотела доказать Тео… Сейчас она понимала, что не смеет сердиться на него. И она никогда ни за что не расскажет ему о сегодняшнем вечере. Он мужчина, и он не простит ее. Справедливо ли это или нет, но так уж устроен мир. Вернувшись, она поговорит с ним спокойно, без эмоций, а под конец, после того, как объяснит ему причину своей холодной ярости – даже нежно. Не сразу, но скоро. Я забуду эту историю, скажет она, и не буду к
Проводник объявил ее станцию. Поезд со скрипом остановился, она вышла и сразу окунулась в душную, пропахшую угольной пылью атмосферу. Вместе с ней вышли человек пять-шесть, нашли свои машины на почти пустой стоянке и разъехались. Машина Айрис стояла в дальнем конце стоянки под фонарным столбом. Увидев рядом с машиной Тео, она ускорила шаг, собираясь тепло с ним поздороваться, но, подойдя ближе, поняла, что он в бешенстве.
– Где ты была, Айрис? Я с ума схожу от беспокойства. Я должен знать.
Слово «должен» вызвало в ней протест.
– Ты ничего не должен знать обо мне.
– Сердись не сердись, а я твой муж, Айрис. Ты уезжала вчера и позавчера. С тобой что угодно могло случиться. Что происходит? Садись в машину, поговорим.
– Я сяду в машину, но только потому, что идти до дома пешком слишком далеко, а вовсе не потому, что ты меня просишь. И вообще, что ты здесь делаешь?
– Я приехал на такси. Собирался дождаться последнего поезда, а затем обзванивать всех твоих знакомых, чтобы узнать, где ты можешь быть. И все это из-за того, что я отказался лететь в Чикаго! О'кей, ты продемонстрировала свое недовольство. – Даже в тусклом свете уличного фонаря было видно, что лицо Тео осунулось от волнения. – Теперь расскажи мне, где ты была, одна, так поздно, да еще нарядившись и нацепив все свои драгоценности.
Где я была, подумала она; если бы не ты, меня бы там никогда не было. Это ты виноват, ты довел меня до этого.
Он ждал ответа. Она чувствовала себя загнанной в угол, и никакого путного объяснения ей в голову не приходило.
– Ты встречалась с мужчиной?
Она коротко усмехнулась. Надо же, роли переменились. Это была та победа, о которой она мечтала, но она не испытала торжества, слишком уж все происходящее напоминало нелепую печальную комедию.
– Над чем ты смеешься, черт возьми? Ты действительно была с мужчиной?
– Что, переживаешь? Может, теперь ты поймешь, каково это, поймешь, что я чувствовала.
– О Господи! – простонал он. – Неужели ты опять вытащишь на свет эту старую историю? Сколько уже лет прошло, семь, восемь?
– А может, неделя?
Их взгляды – его недоумевающий, ее – обвиняющий – скрестились. Он первым опустил глаза.
– Ты была в клинике, – пробормотал он.
– Да. Я пошла сказать тебе, – проговорила она срывающимся голосом, – что сожалею о нашей ссоре, что люблю тебя. И я увидела тебя с ней, ваш поцелуй и…
– О Господи! – повторил Тео. Он хотел взять жену за руку, но она отдернула руку. – Я могу попытаться объяснить, что произошло, но будет ли от этого польза?
– Не думаю. Я предпочитаю не знать подробностей твоих романов.
– Да это так же далеко от романа, как… Послушай меня, Айрис. За всю нашу совместную жизнь у меня не было ни одного романа. Пару раз я делал глупости,
Айрис зажала уши.
– Не желаю ничего слушать. Думаешь, я не знаю? «Моя жена думает, что я работаю, такая удача». А потом вы вдвоем потешались над недотепой-женой. «Она хорошая женщина, и мне не хочется обижать ее, но с тобой, дорогая, все по-другому, ты даешь мне…»
– Все неверно. Да я с ней двух слов не сказал до того вечера, не говоря уж о том, чтобы обсуждать мою жену. И с тех пор я ее не видел и больше не увижу. Она для меня ноль, пустое место. Ты слышишь?
– Теперь ты скажешь, что у меня был обман зрения.
– Нет, не скажу, но то, что ты видела, ничего не значит, это…
– А потом ты скажешь, что ничего не произошло в этом твоем кабинете, где не было света и…
– Я мог бы солгать тебе, но так как ты все равно мне не веришь, я скажу правду: я не знаю, как это случилось. Это было безумие, пятиминутное безумие, потом я себя возненавидел.
Айрис вдруг ясно, во всех подробностях представила, что происходило в эти пять минут. Руки Тео, прикосновение которых она так хорошо знала, ласкали тело другой женщины… И теперь эта женщина, которую она вполне может встретить на улице или в магазине, знала об интимных привычках Тео. Это было невыносимо, невыносимо!
– Ты мне отвратителен! – закричала она. – Я не могу сидеть с тобой рядом. Ты лживый, бесчестный человек!
Она открыла дверцу. Тео скользнул за ней по сиденью и схватил ее, но она, вырвавшись, вышла и с силой хлопнула дверью. Раздался ужасный крик, подобного которому она не слышала ни разу в жизни. Обернувшись, она увидела, что он согнулся на сиденье чуть ли не до полу, зажимая руку.
Мгновенно до нее дошло, что случилось. Он пытался втащить ее назад в машину, а она, не заметив, прищемила ему руку дверью. Она обежала вокруг машины и села на водительское место, бессвязно бормоча:
– Что? Что?
В ответ он, скрежеща зубами, еле слышно проговорил:
– Мои пальцы. В больницу.
Она и сама выбивала зубами дробь от ужаса, гнала машину как сумасшедшая, наблюдая за дорогой и поглядывая на Тео. Он держал голову низко опущенной, чтобы избежать приступа рвоты и не потерять сознания. Айрис знала, она запомнила это, что пальцы – самая чувствительная часть тела. Тео подавлял стоны. Мужская гордость требовала, чтобы он молча терпел боль, и это разрывало Айрис сердце.
Спотыкаясь, он вошел в отделение неотложной помощи. Навстречу ему выбежала сестра, проговорив с удивлением «Доктор Штерн?», и, поняв в чем дело, замолчала, глядя на него расширившимися от ужаса глазами.
Тео увели куда-то в глубь здания, туда, где Айрис никогда не была. Как парализованная, сидела она на деревянном стуле, смутно понимая, что вокруг все суетятся, что кто-то куда-то звонит, и это связано с Тео. Она ничего не могла больше сделать. Ей оставалось только ждать. Мысли ее были бессвязными и, странным образом, она сама это сознавала. Приходили и уходили какие-то другие пациенты – пьяный мужчина, мужчина, которого ужалила пчела, ребенок с высокой температурой. Нескончаемый поток людей. Она не могла о них думать. И о Тео тоже не могла. Ей хотелось лечь в каком-нибудь укромном уголке, где она не будет чувствовать себя виноватой в случившемся.