Осколки тебя
Шрифт:
В доме было пусто. Я не застыла на месте, входя в парадную дверь. У меня не случился срыв, когда нахлынули воспоминания о произошедшем. Меня просто взбесил беспорядок в комнатах. Даже не просто беспорядок. Грязь. Следы обуви полицейских. Кровь. Отпечатки моих испачканных в крови босых ног.
Я знала, что полиция проверит кабинет, поэтому еще прошлой ночью после звонка в 9-1-1 быстро убрала фотографии убийства Эмили с доски и спрятала их в запираемый ящик стола. Мне не нужны были лишние вопросы от шерифа. Быстрый осмотр показал, что ноутбук на месте. Никто не снимал с него отпечатков пальцев, его вообще не трогали.
В спальне все перевернули вверх дном.
Логично.
Кровь уже остыла, но
Интересно, выведется ли пятно?
В этот момент меня обнял Сент.
— Забавно, я думала, что полиция наведет здесь порядок, — жестом указала на кровь. — Но, конечно, это не их работа. Они делают записи, пишут отчеты, забирают тело, что полезно, но все жидкости видимо должна утилизировать я.
— Я займусь этим.
Я посмотрела на него.
— Ты знаешь кого-то, кто убирает следы с места преступлений.
Сент резко кивнул.
Меня переполнила благодарность. Мне не следовало позволять ему делать за меня уборку. Я могла бы и сама использовать свои связи чтобы найти кого-то, кто убирает места преступлений. Мой помощник справился бы с этим заданием за несколько минут. Но я не стала никому звонить.
~ ~ ~
Мы ничего не решали.
Никаких «к чему все идет» или «кто мы», никакого «Секса в большом городе». Нет. У нас был безумный, страстный, умопомрачительный секс с нотками злости на регулярной основе. Сент готовил для меня, но не заставлял есть, и ничего не говорил о моих привычках в еде, кроме того, что сказал в первую ночь. Не осуждал, если я не доедала или съедала все. Мне пришлось признать, что он был прав в своих словах. Я морила себя голодом, изнуряла до изнеможения, потому что могла этим управлять. Легко контролировать. И да, я была тщеславна. Мне нравилось вписываться в идеальные размеры, выглядеть стройной и сильной. Но мои методы добиться этого были токсичны. Нездоровы.
Поэтому я ела и больше не изнуряла себя. Конечно, один разговор с мужчиной на эту тему не смог избавить меня от многолетней привычки, но я приспосабливалась. Медленно. Я продолжала так же усердно тренироваться, в основном потому, что тренажерный зал в подвале Сента вызывал у меня почти такие же слюнки, как и его кофеварка. Но не только спортзал, кофе, еда и оргазмы заставляли меня проводить каждую вторую ночь у него дома. И даже не то, что он был так же сломлен, как я. Мной двигало что-то, что я не могла объяснить. Что-то, что мне не хотелось объяснять. Потому что это было опасно.
Я писала лучше, чем когда-либо. Сент не жаловался и не задавал вопросов о том, что мое пребывание в его доме означало только секс, совместные обеды и мою многочасовую работу за ноутбуком. Он давал мне пространство, запираясь в комнате, заполненной компьютерами и всевозможными непонятными мне графиками.
Сегодня мы находились в его библиотеке.
Место моей работы менялось всякий раз, когда я оказывалась в его доме. Я сидела в кресле и писала, пока в комнату через открытую дверь проникал холод. Сент читал. Не рядом со мной, он знал, что я этого не допущу, а в кресле на другом конце комнаты. Он читал одну из моих книг. У него в библиотеке были почти все мои книги. И после того, как он достал их и просмотрел, стало ясно, что Сент прочитал их все. Он ничего не сказал мне об этом. Не пел дифирамбы. Он просто знал, кто я, и ему нравились мои книги. Потому что будь это не так, они не выглядели бы такими зачитанными и потрепанными.
Я ничего не сказала, даже когда он взял книгу и начал читать. И он тоже молчал.
Обычно, когда писала, я не выносила, когда кто-то находился со мной в одной комнате, но с некоторых пор все изменилось. Всякий раз, когда смотрела на него, он был рядом, не наблюдал за мной, а сосредоточенно читал. Мне это нравилось. Сент терялся в созданных мною мирах, а я терялась
~ ~ ~
Сент готовил ужин. Он никогда не спрашивал, что мне по вкусу, а что нет, вкусно ли получилось. Он просто готовил и мыл посуду. Оказалось, что у Сента действительно было ОКР, что мне очень нравилось. Как и наши ужины. Некоторые блюда были очень калорийными, раньше никогда не стала бы их есть. Большинство были такими, как он и говорил — из хороших, дорогих продуктов. Большинство овощей Сент выращивал в своей теплице. Так что я никогда не жаловалась. Потому что слишком привыкла ко всему происходящему.
Мой ноутбук стоял передо мной, телефон лежал рядом. Сент доливал вино. Телефон зажужжал, экран загорелся, и мы оба посмотрели на него. Сент не пытался скрыть, что смотрит. Любопытно, но не ревниво. Возможно, жадно. Как и я.
Проигнорировала звонок. Шестой от моей матери. Я бы взяла трубку и спросила у нее о здоровье отца, но помимо звонков она писала мне сообщения заглавными буквами. Мама просто хотела внимания. Возможно, увидела статьи в новостях. Ей хотелось изобразить обеспокоенную мать, чтобы узнать подробности, чтобы знать больше, чем СМИ.
Сент смотрел, как я игнорирую звонок, и ждал. Он ни о чем не спрашивал, но ждал, когда я решу добровольно сообщить о себе еще какую-то информацию. Потому что тоже был жадным. Он рассказал о своих скелетах прошлого, я же отделалась лишь кусочками своих секретов. И хотя рассказала ему больше, чем кому-либо другому, дело было не в этом. Мне не хотелось рассказывать ему больше. Я хотела знать о его прошлом, чтобы использовать его в своих интересах. Чтобы взять то, что мне нужно, и отбросить ненужное. Это не должно было меня волновать, но волновало. Правда не настолько, чтобы остановиться, но достаточно, чтобы я решилась рассказать ему еще один секрет.
— Моя мама меня не любит. У нее просто закончились люди, чтобы притворятся что она о них заботится. — Я сделала паузу. — Мне кажется она любила моего отца, хотя больше волновалась о том, чтобы он смог дать ей ту жизнь, о какой она мечтала. И все же она любила его по-своему, потому что его нельзя было не любить.
— Как он умер?
Необычный вопрос для Сента. Он мог бы просто подождать дополнительной информации, как обычно и делал, но сейчас видимо не хотел ждать. Он хотел проявить заботу, что не должно было ничего значить. Но значило.
— Ох, он не умер. По крайней мере, не с медицинской точки зрения. Но я, образно говоря, уже выбрала ему гроб, похоронила его на зарезервированном за ним участке и выпила за его упокой. Он мертв во всех важных отношениях. У него болезнь Альцгеймера. Он не в состоянии назвать имя своей жены, свой возраст или есть ли у него дочь. — Я замолчала. — Возможно, он сможет ответить на эти вопросы, если поймать нужный момент. Но сказав, он тут же все забудет.
Когда мы виделись в последний раз, в разговоре он перескакивал с одной темы на другую. Он понимал в тот момент, что многого не помнит и что едва узнает свою дочь, и злился на себя. Я никогда не видела, чтобы мой отец злился. Даже тогда, когда я разбила его грузовик. Или когда меня застали с сыном его командира, раздетой по пояс. Или когда мама нашла мой тайник с травкой, которую я курила до того, как поняла, что мне она не нравится. Все те разы он оставался спокойным, пока моя мать кричала, сокрушаясь о том, почему ей досталась такая непутевая дочь. Отец позволял ей выплеснуть яд, а потом уходил вместе со мной. Он усаживал меня и спрашивал, почему я так поступаю, побуждал меня разобраться в себе. Именно он посоветовал мне записывать в блокнот страшные мысли. Все, чего я стеснялась, о чем думала, мои самые мрачные фантазии, в которых моя мать погибала в автокатастрофе, оставив нас с отцом в покое.