Осколки тебя
Шрифт:
И вот так я стала писателем. Так все началось. Благодаря моему отцу. Прямолинейный полковник-республиканец, велевший мне написать о том, что я мечтаю о смерти собственной матери и был причиной того, что я стала самым выдающимся и развратным писателем ужасов своего поколения.
Он читал все мои книги раньше всех. Он был вторым, после меня, кто брал в руки мои истории. Как сказал бы Стивен Кинг, отец стал моим Constant Reader. Я посылала ему печатную копию своего романа, и она возвращалась ко мне в течение сорока восьми часов, с пометками красной ручкой на полях. Отец оставлял не много замечаний о сюжете или о содержании. Моим
Мой отец был одержим всем сверхъестественным. Ведьмы. Вампиры. Демоны. Моя мать заставила его спрятать эти книги в кабинете, подальше от любопытных соседок, чтобы защитить ее драгоценный образ. И образ моего отца. Он был честным, богобоязненным, владеющим оружием полковником армии США. Что подумают люди, если узнают, что он читает языческие книги?
Такое же мнение у матери было и о моих книгах.
Отец редко спорил с моей матерью. Даже когда ее наказания или отношение ко мне граничили с жестокостью, он просто наблюдал. Внимательно, конечно. Но молча. Он позволял ей так себя вести, потому что знал, что я справлюсь с этим, а она нет, если он вмешается. Я не обижалась на него за это. Он любил мою мать. У них была уродливая любовь, но он был предан ей и делал все, что мог.
Спорил он с ней лишь по одному-единственному поводу. Отец требовал, чтобы мои книги стояли на уровне глаз в центре книжных стеллажей в гостиной. В комнате, где мужчины пили виски после ужина. Где мамин книжный клуб пил чай. Он не позволил маме спрятать меня, как черную овцу в семье. Заметки обо мне в New York Times и Wall Street Journal висели на стенах в рамочках.
Мой отец гордился мной и не хотел молчать об этом. Пока не забыл, кто он такой и кто был автором этих книг.
Я по-прежнему посылала ему свои черновики. Правда не знала передавала ли моя мать их ему или выбрасывала в мусорное ведро, потому что больше не получала их обратно. Больше никаких пометок красной ручкой. Никаких исправлений. Никаких коротких, корявых, но гордых примечаний в конце.
Я хранила все свои черновики. Везде носила их с собой. Единственный клочок сентиментальности во мне был связан с листами бумаги, где отец писал для меня пометки. Я до сих пор посвящала ему все книги, которые писала и никому не объясняла почему. Читатели итак получали от меня достаточно.
Я подняла взгляд на Сента, осознав, что долго молчала, затерявшись в мыслях. Достаточно долго, чтобы он допил свой бокал. Он не выглядел скучающим или раздраженным. Казалось, он всасывал в себя мое тихое, скорбное созерцание, питаясь им.
— Я его больше не вижу, — пробормотала я. — Больше не езжу к родителям. Не вижу смысла, когда отец не в своем уме, а мать болезненно здравомысляща.
Содрогнулась при мысли о том, каким стал сейчас отчий дом.
Сент промолчал. Не стал задавать больше вопросов, просто ждал продолжения.
— Это делает меня плохим человеком? — никогда и никому в жизни не задавала этот вопрос. — То, что не навещаю умирающего отца, даже если он меня не помнит?
Мне хотелось разрезать собственную руку ножом для стейка, чтобы снять с нее кожу. Это предпочтительнее, чем чувствовать себя сейчас такой уязвимой.
Сент не стал утешать. Он одарил меня холодным взглядом и парой минут
— Может быть, — сказал он наконец, замолчав, чтобы положить в рот кусочек бифштекса. — Но я не верю, что есть выбор, способный сделать тебя хорошим человеком. Я вообще не верю в существование хороших людей. Это говорит тебе сын проповедника. Мы все плохие, каждый по-своему. Некоторые больше, некоторые меньше. Не могу сказать, как бы сам поступил на твоем месте, потому что я — не ты. Если бы у меня был шанс увидеть своих родителей дышащими, моргающими, но, по сути, лишь пустой оболочкой самих себя, сделал бы я это? Возможно. Потому что я — эгоист. Мне бы хотелось видеть их так, чтобы они не видели меня. Возможно, ты тоже эгоистка, но я не хочу, чтобы ты была другой. Потому что тогда это будешь уже не ты.
ГЛАВА 17
«Они узнали о нем. Для этого им потребовалось много времени. Он был рад их некомпетентности. Ему не нужна была слава — он просто хотел спокойно работать. Что он и делал. Даже когда о нем говорили в новостях, женщин все равно было слишком легко похитить. Отвлечь. Он им даже не угрожал»
Наши отношения были нормальными.
И, поверьте мне, как автору, литературному снобу, злобной чудачке и вообще суке, мне было ненавистно использовать эту фразу. Она такая приевшаяся. Такая обычная. Чертовски скучная во всех отношениях.
Но другого определения не было.
Я ожидала, что наши отношения будут извращенными, ежедневной борьбой за власть, манипулированием. Мне казалось для нас иначе быть и не может. Но почему-то было.
Сент просыпался рано, вместе с солнцем. От меня такого не дождешься. Конечно, если бы меня заставили, я бы проснулась в такую рань, будь у меня другой график работы. Да и мое психическое здоровье побуждало меня сторониться новых ярких начинаний, которые приносит утро. Но Сент не оставлял мне выбора. Он вставал, и вставала я. Хотя, не особо жаловалась, так как прежде, чем приготовить нам кофе, он будил меня весьма приятным способом. Я ни в коем случае не просыпалась бы на рассвете только для того, чтобы он мог использовать меня, доставляя себе оргазм. К счастью, Сент никогда этого не делал. Хотя он не отличался особой внимательностью ко мне, в этом отношении он был почти бескорыстен.
Я не слишком задумывалась о будущем. Какой был смысл? Это только все бы испортило. Так что вместо размышлений я писала книгу.
Я все больше времени проводила в доме Сента, потому что он вдохновлял меня. С ним рядом я писала больше, чем в одиночестве у себя дома. Раньше была так уверена, что убийства и вещи Эмили дадут мне все, что нужно, но нет, моей музой стал Сент.
Закрыла ноутбук, когда он подошел и положил собранные овощи на стол во внутреннем дворике.
— Что будешь сегодня готовить?
Он наклонил голову.
— Тебе не все равно?
Я задумалась и посмотрела на овощи. Посаженные и выращенные человеком, который раньше убивал.
— Нет, потому что в любом случае это будет вкусно.
Сент почти усмехнулся. Я настолько погрузилась в себя, что не замечала, что этот мужчина выглядел почти довольным. Насколько это вообще было возможно для такого человека, как он. Кажется ему нравилось то, что происходит между нами.
— Я могу все испортить, — сказала я, внезапно почувствовав себя неловко.