Осколки (Трилогия)
Шрифт:
— Доложите, что Рэйден Ра-Гро хотел его видеть.
Сзади мгновенно умолкли, но все же осторожно осведомились:
— А какое дело привело вас, светлый dan? Возможно, я мог бы оказаться полезным и…
— Пожалуй.
Я погладил острые стрелки листьев ближайшего ко мне букета.
— Скажите-ка, милейший, как поживает девочка, которую, согласно разрешению Службы опеки, забрал ваш хозяин? Я могу ее видеть?
— О, не извольте беспокоиться, светлый dan! С ней все просто замечательно!
— А как младенчик?
— Для него найдена лучшая кормилица, какая только есть в Антрее! — Без малейшей запинки и раздумий сообщил служка.
— И где же он сейчас находится?
— О, dan
Похвально, конечно, но…
— А сам dan? Он с ними?
— Разумеется! Как же можно было оставить таких чудных малышей без присмотра! Конечно, он поехал убедиться, что их устроят самым лучшим образом!
— Хорошо… Что ж, не буду больше отнимать у вас время, милейший. Возвращайтесь к исполнению своих обязанностей. Но попрошу передать хозяину, что еще зайду: убедиться в своих предположениях, — я многозначительно сдвинул брови и, немного подумав, туманно добавил: — Во избежание.
— Разумеется, светлый dan! Не извольте беспокоиться, светлый dan! Я сразу же сообщу о вашем визите и…
Конечно, он был рад выставить меня за дверь, тем более, я не особенно и упирался, потому что заполучил тему для размышлений. Серьезную тему.
Во-первых, лилии. Ни для кого в Антрее не секрет, что аромат цветущих лилий способен помешать наследнику рода Ра-Гро исполнять свои непосредственные обязанности по выявлению опасных чужаков. Конечно, это полная чушь, распространенная в незапамятные времена кем-то из предков Калласа с целью придать горожанам необоснованную уверенность в наличии хоть какой-нибудь управы на Стража. На самом деле, я обожаю эти цветы. До самозабвения. И в поместье матушкой разбита целая клумба, защищенная стеклянными стенками от ветров и холодных туманов. Клумба с лилиями, белыми, розовыми и лиловыми. Их аромат кружит голову и заставляет разум отступить в тень, выпуская на первый план чувства. Их аромат напоминает мне о Наис, такой же гордой и стремительной, как строгие лепестки. Такой же нежной, как бархатные шапочки тычинок. Такой же соблазнительной и страстной, как россыпь пятнышек в глубине цветочной чашечки… Спросите, откуда я могу знать все это, если так и не заполучил жену в собственную постель? Есть способы, и я ими пользуюсь. За неимением других…
Впрочем, я и не стал задерживаться более в доме купца, потому что вспомнил о супруге и нашем последнем расставании. Но все же море лилий наводило на подозрение: от меня что-то хотели скрыть. Конечно, маловероятно, что Сойнер ожидал моего визита, хотя… Хотя, хотя. Есть у меня дурацкое качество интересоваться состоянием дел своих подопечных, пусть даже недолго находящихся в моем ведении. Но если придерживаться такого объяснения, стоит заподозрить купца в намерении преступить главный закон Антреи: нанести ущерб жизни и здоровью ее жителей. Слишком опасный вывод, торопиться с которым нельзя.
Можно было расспросить служку поподробнее, вот только… Это не имело смысла и являлось второй причиной моих размышлений.
Весь короткий разговор мой собеседник был не в себе. Частично. Не в той мере, которая позволила бы считать его сумасшедшим на законных основаниях, и не в той, что свидетельствует о смятении чувств в присутствии реальной угрозы. Служка был, как бы выразиться точнее? Словно зачарован. Сначала он вел себя вполне обычно, но услышав мое имя, стал на порядок благожелательнее, и вовсе не из-за испуга. Словно что-то внутри или снаружи велело: ублажи гостя. Он и ублажил. Как умел, то бишь, радостно и охотно ответил на заданные вопросы. Странно… Возможно, магия имела место, но об этом лучше спрашивать людей сведущих: того же Олли привести и заставить чуток поработать. По своему же роду деятельности
Что это означает? Dan Сойнер обладает замечательным даром убеждения и умеет подчинять своих слуг? Не исключено. Но это еще не преступление. Ладно, разберусь потом, позже. И других дел по горло.
Квартал Линт, королевский Приют Немощных Духом,
третья четверть дневной вахты
— Олли, радость моя веснушчатая, ау!
Ни ответа, ни привета. И где же шастает мой многомудрый приятель в разгар дневной вахты? Ни в лаборатории, ни в парке у любимого огородика его нет. Непонятушки-перепрятушки. Что ж, если никто не в состоянии развеять мою тоску приятной беседой, придется самому себя чем-нибудь занять. Например, чтением бумаг, уже дожидающихся меня на столе в кабинете.
Хорошо, что горел Старый флигель: если бы огонь добрался до единственно дорогого мне помещения в Приюте, я бы горько плакал. То есть, плакал бы от едкого дыма, в котором исчезли бы записи и заметки моих предков.
Конечно, копии имеются и в поместье, но здесь они, так сказать, чуть больше упорядочены, чем там. А если признаться совсем уж честно, библиотека в доме на Лунной излучине моими стараниями приведена в удручающе запутанное состояние. Для всех остальных, разумеется, а не для меня: я-то могу найти в хаосе книг и свитков все, что мне заблагорассудится. Потому что сам это «потерял». Так вот, в Приюте мое влияние на существующий порядок чувствуется не меньше, но поскольку необходимыми к прочтению являются только отдельно взятые литературные шедевры дедушек и прадедушек, они обычно лежат в одном и том же месте, что несказанно удобно.
Мой уютный родной кабинетик! Как давно мы с тобой не встречались! А кстати, как давно? Последний визит — на пепелище — не в счет, а до того… Да, больше двух недель не появлялся по месту семейной службы. Стыдно. Надо наверстывать упущенное. И пыль смахнуть с мебели не мешало бы…
Семь шагов в длину, четыре шага в ширину — вполне довольно места для работы. Помещается продолговатый стол, верх которого обтянут изрядно полысевшим сукном, отмеченным на всем своем протяжении прожженными дырочками (это мой другой прадед, Вокен, курил трубку, а со времени его упокоения никто не удосужился обновить тканевую обивку, находящуюся на грани рассыпания прахом).
Помещаются два кресла с кожаными подушками сидений и спинок, с удобными подлокотниками, но скрипящие так натужно, что, опускаясь в них, всякий раз боишься, что шаткое сооружение развалится прямо под твоей задницей.
Помещаются книжные шкафы, за плотно прикрытыми створками одного из которых я прячу вовсе не книги, а кое-что другое, булькающее. Олден пытался отвадить меня от этой привычки, но добился только противоположного результата: количество бутылок выросло вдвое против первоначального. Правда, я с тех пор к ним так и не притронулся, но принцип был соблюден.
Выщербленные паркетины удачно скрывают свое плачевное состояние под ворсистым ковром, заглушающим шаги и за то люто мной ненавидимым. Но расстаться с подарком мамы папе не считаю возможным, потому смирился с тем, чтобы садиться за стол всегда лицом к двери.
Окон два, узкие и расположенные так близко друг к другу, что могут сойти за одно, не слишком большое. Раскрою-ка их и впущу в свою обитель хоть немного весенней свежести… Хо-ро-шо! На самом деле. Теперь можно плюхнуться в любимое кресло, закинуть ноги на стол и разложить на коленях листы бумаги из любезно присланной Вигером папки.