Осколки великой мечты
Шрифт:
И вот его прошлое все-таки достало его. Достало здесь.
Кто-то дает ему понять, что его пребывание в тюрьме – не случайность. Что оно связано с событиями, что произошли в Цемесской бухте четырнадцать лет назад…
Этим «кто-то» может быть только один человек.
Вероника Веселова.
Значит, она не погибла. Не исчезла. Не убежала навсегда, не растворилась, не скрылась. Она – жива. И она – добралась до него.
А ведь восемь лет назад, в девяносто втором, когда Соломатину принесли письмо за ее подписью – письмо с вопросами о той ночи на «Нахимове», он сразу насторожился. Тогда он понял: дело
Интуиция его не подвела. Ему ничего не стоило тогда проверить и убедиться, что никакого издательства «Морское дело» в природе не существует. Его решили поймать на блесну. На голый крючок.
Не на того напали!..
Тогда, в девяносто втором, Соломатин добыл списки пассажиров несчастного парохода. Он изучил их. И увидел: три фамилии Веселовых. Та же фамилия, что у редактора несуществующего издательства… И он догадался: двое из тех троих Веселовых – те самые мужчина и женщина, которых он случайно утопил той ночью… Что делать… Паника, страх… Кто ж виноват, что его не научили плавать… Всегда случаются жертвы…
Но еще одна Веселова, видно, не погибла. Она, эта Вероника, оказалась, судя по отчеству, их дочерью… Дочерью…
Дочка хочет отомстить за гибель родителей… Экая мелодрама… Эта Вероника решила, что она умнее его… Умнее всех…
Сначала Соломатин решил просто не отвечать на ее жалобное письмо. А потом… Потом он придумал более тонкий ход. Затаиться, прятаться – не в его правилах. Нет; он ответил, послал письмо от своего имени, но – с вымышленной историей и чужой фотографией. Эта Вероника (по своему бабскому скудоумию) должна была купиться на блестящую обманку. На красивую историю его якобы спасения. На смазливую молодую мордашку на том фото, что он вместо своего послал ей… И Веселова, похоже, купилась…
Но чтобы обезопасить себя на все сто процентов, он, Соломатин, решил тогда все-таки познакомиться с ней… Выследить, а затем избавиться от нее. Навсегда.
Восемь лет назад Соломатин нашел Веселову не без труда. Уже тогда он был богат. И не ограничен ни в средствах, ни в рабочей силе.
Его ребятки девчонку отыскали. (Разумеется, ни один из исполнителей не знал, зачем она хозяину.) Веселова проживала под Москвой в особняке, принадлежащем некоему Баргузинову. Она была его любовницей.
Это слегка меняло дело. Баргузинов был известным человеком в определенных кругах. И, возможно, человеком опасным. Связываться с ним напрямую не хотелось. С подобными людьми лучше по пустякам не бодаться. И тогда, пораздумав, Соломатин решил Веселову не трогать. Пока не трогать.
Он отдал приказ своим людям: следить за ней. Угрожать ей. Внаглую, в открытую действуя на нервы. Женщины – истерические существа. Тем более когда рядом с нею под одной крышей, живет такой вот непредсказуемый Баргузинов. А телке всего-то двадцать четыре года…
Психологическая давиловка на Веселову принесла тогда плоды… А может, просто совпало… Во всяком случае, через месяц после того, как девчонке стали угрожать, Баргузинов с Веселовой в одночасье продали особняк.
И оба исчезли.
Потом, Соломатин слышал, их обоих разыскивал «Империя-банк». Говорили, что Веселова убежала за границу, а Баргузинов вроде бы скрывается в Москве: раз в неделю меняет съемные квартиры, не
А вот на самом деле…
Соломатин прикинул: Веселовой сейчас (если это, конечно, все-таки она) должно быть тридцать два; ах, она зассыха, ах, мокрощелка – когда он выйдет отсюда, он ее не помилует. Пощады Веселовой не будет.
Наверное, на присланный в камеру диктофончик она наговорила свои вздорные, бабские вопли в его адрес. Ну-ну, пусть потешится. Напоследок. Послушаем с удовольствием.
Соломатин открыл диктофон: в него была вставлена микрокассета. Он повертел ее в руках. Вряд ли здесь яд или бомба. Едва ли даже российские, до предела циничные и развращенные вертухаи позволят, чтобы подследственных в изоляторе взрывали или травили. Сердечный приступ или самоубийство – другое дело… Так что скорее всего на кассете – обычные бабьи вопли…
Соломатин вставил в диктофон кассету. Нажал наplay. И услышал сквозь шуршание эфира два голоса, мужской и женский. Один из них, женский, был ему очень хорошо знаком.
– Владик?
– Я.
– Здравствуй, мой одуванчик.
– Инночка! Ты откуда? Тебя так хорошо слышно!
– Раз меня хорошо слышно, значит, я издалека.
Соломатин прослушал пленку до конца. Сидел с каменным лицом, сделал тихим звук, прислонил диктофон к самому уху. Он выслушал все. Все любезности, которыми обменивалась эта парочка. Все ласковые слова, что не оставляли сомнений в характере их отношений. Он выслушал все, до последнего гудочка, до шороха пустого эфира. Затем нажал на «stop». Опять на секунду показалось, что его голова вот-вот взорвется изнутри от нарастающей боли. Лопнет, разлетится, словно граната.
Он сдержал себя. Усилием воли смирил свой гнев, утихомирил. Подумал: «Влюбленный – слеп… Я даже ничего не замечал!.. Я не подозревал!.. Да кто она – дитя!.. Ведь я дал ей все… Чего ей не хватало?.. Инка, девка из панельной «хрущобы», она-то за что пошла против меня?.. Я ей так верил… А, оказывается, это все подстроила она…
А я-то, дурак, думал: нет места надежней, чем моя спальня… Нет женского сердца надежней, чем Инкино… Старый дурак…
Я сам вручил ей все документы… Так вот почему со мной так глумливо говорил Виктор Викторыч… Она начала его шантажировать…
О боже!.. Боже, что ты со мной сделал!..»
Методично и, казалось, спокойно Соломатин выломал крышку диктофона. Выдрал кассету. Принялся ломать ее. Выдирать сильными толстыми пальцами пленку.
Механическая работа помогла успокоиться. Сосредоточенность отогнала боль, давящую изнутри головы. Олег Петрович четко понял, что сейчас в первую очередь надо делать.
Достал из кармана телефончик. Набрал номер главбуха. Тот ответил сразу.
– Василич, – с деланым спокойствием сказал Соломатин, – сколько бабок у тебя ушло за бугор, на счет «Инна-силк»?.. Уже шестьсот восемьдесят тысяч?.. Останови платежи. Все платежи туда – останови. Срочно. Немедленно. Все!..