Осколки
Шрифт:
Внедорожник подъехал к ее дому, за ужасающе короткое время, она даже не поняла, как очутилась здесь. Ник не стал выключать двигатель и не вышел из машины, не открыл дверь с ее стороны.
— Ты должна уйти. — Его голос был мягким, но твердым. — На самом деле, говорить больше не о чем. Все, что я тебе купил — одежду, украшения, мебель — это все твое.
Она не могла пошевелиться, упорно продолжая сидеть в салоне, усложняя всю ситуацию.
— Не бросай меня, — умоляюще произнесла она.
— Тема закрыта. — Жестоко прервал он ее. — Больше говорить не о чем. Давай попрощаемся и разойдемся в разные стороны.
Она схватила его за руку.
— Нет. Мы сможем все исправить,
Он с силой сжал ее руку, убрав с себя.
— Все кончено, Анжела. Не унижай себя еще больше, умоляя. Это, черт побери, ничего не изменит. И не пытайся связаться со мной. Номер телефона, который я тебе тогда дал, который был только для экстренного случая, будет отключен. И если ты попытаешься прийти ко мне в офис, моим сотрудникам будут даны очень четкие указания остановить тебя. Ты опозоришь себя, ясно? Так что давай закончим все сейчас с некоторым подобием достоинства.
— Ник. — Ее голос задрожал, и она снова начала плакать.
Он с нетерпением потянулся к двери с ее стороны, открыл ее и снял ремень безопасности. Она не сдвинулась с места, он легонько подтолкнул ее.
— Убирайся, Анжела. Все кончено, я не хочу больше тебя видеть. Давай, уходи, пока мне не пришлось вытаскивать тебя силой.
Он еще раз ее подтолкнул, и она вытащила ногу, прямо выпав из машины, хотя и старалась сохранить равновесии, но все-таки упала на тротуар. Без лишних слов Ник закрыл ее пассажирскую дверь и уехал.
И если бы он оглянулся назад, то увидел бы, как она сидя вся съежилась на тротуаре, рыдав так, будто у нее разорвалось сердце.
Глава двенадцатая
Будучи воспитанной в католической вере (и более десяти лет изучая религию) Анжела всегда считала, что знакома с таким понятием и описанием, как ад. Но любое из ее представлений этого темного и злого места не шло ни в какое сравнение с адскими муками, которые она испытывала после двух недель, расставания с Ником. Каждый момент утреннего пробуждения для нее был намного хуже, чем ее представления об аде. Крое того, она спала не больше пары часов ночью, фактически постоянно бодрствуя. Все дни она жила, словно в постоянной агонии, находясь в ошеломляющем неверии, а когда ее разум отключался, ее начинало трясти.
Она круглосуточно работала на автопилоте, умудряясь каким-то образом одеваться и отправляться на работу, и что-то там делать. Она редко общалась с кем-либо в офисе, кроме своих клиентов, фактически не замечала беспокойных взглядов от своих коллег, и часто проводила полчаса, а то и больше просто уставясь в одну точку.
У нее пропал аппетит, она получала силы за счет баров — черного кофе и выпивки… много выпивки. Почти каждое утро, как только они расстались, она просыпалась с похмельем, покрасневшими глазами, острой головной болью и такой же в животе. За эти две недели она уже потеряла еще шесть фунтов, теперь на ней свободно болталась вся одежда. Она перестала обращать внимание на свой внешний вид, не беспокоясь о макияже, собирая волосы в беспорядочный хвост, и не особенно заботясь помялась ли ее одежда или нет.
Она почти с навязчивой идеей проверяла свой телефон, все же ожидая звонка или смс-ки от Ника, но никто не звонил, независимо от того, насколько сильно она хотела, чтобы это произошло. Несколько раз она поднималась на лифте на его этаж и кружила по фойе в течение получаса, надеясь, что он пройдет мимо. Она все еще боялась нарушить его указание, боялась ослушаться и отправиться прямиком к нему в офис.
Она продолжала уговаривать себя, что это всего лишь временный перерыв в их отношениях, и в любой день Ник вернется,
Ее мечты, ее надежды были единственным, что удерживало ее от полного замыкания в себе. Хотя рациональная часть ее знала, что она погрязла в полном, самом настоящем п*здец каком хаосе, и едва держалась за происходящую реальность, но она не могла найти в себе силы, чтобы вырваться из этого ступора.
И после стольких месяцев, когда она позволила Нику контролировать фактически каждый аспект своей жизни, составив свой собственный график, полностью приспособившись под него, она вдруг оказалась в полной пустоте, не нужной, плывущей в никуда, совершенно не представляя, что делать с собой и со своей жизнью. Она разругалась с семьей, с которой у нее никогда не было теплых отношений, столько раз отталкивала Лорен, что та по-настоящему разозлилась, перестала общаться почти со всеми своими друзьями, которые у нее когда-то были. Ей не с кем было поговорить о случившемся, не у кого было поплакать на плече. Она никогда за всю свою жизнь не чувствовала себя настолько потерянной и одинокой, и ее очень хотелось позвонить Лорен или Джулии, или даже одной из сестер, но она чувствовала себя слишком замороженной внутри, чтобы совершить такую попытку.
Она до смешного очень много работала, и проводила бы в офисе еще больше времени, испытывая постоянное искушение каким-то образом увидеть Ника. Или же заполняла время без него бегом, иногда бегая более трех часов за раз и в результате потеряла еще больше в весе.
На самом деле, она так сильно похудела, что ей пришлось одевать свою старую одежду. Когда Ник совершенно безжалостно подчистил содержимое ее шкафа, и они наполнили несколько больших мешком для мусора ее вещами, которые она собиралась отдать на благотворительность, Анжела временно спустила их в подвал своего жилого дома. А потом она настолько стала одержима Ником, настолько погрузилась в их отношения, что забыла об этих мешках до недавнего времени. Один за другим она притащила их к себе в квартиру и стала вытаскивать вещи, в которых нуждалась в настоящий момент.
Раньше Анжела всегда дотошно убиралась в квартире, но теперь квартира быстро заполнялась беспорядком. Теперь она не часто меняла постельное белье, тем более не убирала постель, у нее копилась одежда для стирки, а также стояли не мытые тарелки в раковине, она не подметала пол и не вытирала пыль с мебели, и даже не выносила мусор.
И скорее всего она бы и душ не принимала каждый день, если бы так постоянно не мерзла. Даже с теплым летом в Сан-Франциско в последнее время Анжелу постоянно бил озноб. Она включала очень горячую воду и долго стояла под душем, но ей все равно было трудно согреться. Когда она была дома, она постоянно включала отопление, и чаще всего спала в тренировочном костюме под несколькими одеялами и покрывалом, но все равно не могла согреться.
И она плакала просто так. Ей казалось, что почти любая мелочь вызывала у нее слезы (грустная песня на iPod, романтическое шоу по телевизору, взгляд на красивые вещи, которые ей купил Ник) одежду, обувь, ювелирные украшения, даже закрывающуюся витрину, которую он приобрел в начале их отношений, чтобы она смогла поставить туда свои медали и кубки. Она раздумывала, убирая все эти вещи в коробки, может стоит их пожертвовать на благотворительность, либо спустить в подвал, но каждый раз, когда она серьезно пыталась найти решение на этот вопрос, понимала, что пока не может от них избавиться.