Осколок в голове
Шрифт:
– Я что – арестован? – раздраженно выкрикнул Заколов.
– Пока нет. Успокойся. Считай, что я хочу с тобой побеседовать. И другие люди тоже захотят. Такого ЧП у нас в городе еще не бывало. Погибли два офицера милиции! Украден ребенок! Захвачен студенческий лагерь! И везде ты – то ли свидетель, то ли… Собирайся!
– Я пойду искать друга, – твердо заявил Тихон. Глаза буравили сержанта из-под нахмуренных бровей.
– В машину! – рявкнул Федорчук. – Ну! – И потянулся за пистолетом. Свой он держал в кобуре, а другой,
– Хорошо, пошли, – неожиданно легко согласился Тихон.
Федорчук пихнул вперед Хасимова и подтолкнул Заколова.
Из барака выбежала Лиля. Она несла в руках спортивный джемпер Заколова.
– Возьми, оденься. – Лиля протянула свитер. Заколов все еще был по пояс раздет.
– Спасибо. – Он улыбнулся Лиле, накинул джемпер на голову, рука нырнула в рукав, а когда выскочила оттуда, пальцы ловко выхватили из-за пояса сержанта пистолет.
Заколов передернул затвор и приставил ствол к затылку милиционера. Свободная рука расстегнула кобуру у опешившего сержанта. Второй пистолет перекочевал за пояс Тихону.
Все замерли. Лишь Равиль с надеждой посмотрел на студента.
– Двигайтесь, Федорчук, двигайтесь. Не стойте как вкопанный. – Тихон повел сержанта и Равиля к машине. – За руль садитесь, – указал он милиционеру, – и без дураков! Я сзади. А ты, сволочь недобитая, – Тихон подтолкнул Равиля, – садись вперед. Будешь показывать дорогу. Где ты Сашку оставил? Ну!
К машине торопливо подошел Карасько.
– Можно я с вами поеду? – спросил он.
– Залезайте, – поразмыслив, согласился Заколов.
Они вдвоем уселись на заднем сиденье уазика.
– Только не думайте ничего плохого. Я друга должен найти… Живым или мертвым, – тихо добавил Заколов.
Федорчук под дулом пистолета напряженно сидел за рулем. Испарина покрыла его лоб, под мышками намокал даже китель. «Ничего, наступит и мой черед», – успокаивал он себя, проклиная за неосторожность. И как этот студентик его объегорил?
– Вперед! Чего ждете? – строгим голосом поторопил Заколов.
Машина тронулась.
– Куда рулить? – буркнул Федорчук, отъехав от барака.
– Показывай! – Тихон ткнул Равиля стволом в затылок.
– Я оттуда пришел, – дернул носом в открытую степь поникший Равиль.
– Заколов, ты с пушкой не шуткуй, бабахнуть может! – покосился сержант.
– Езжайте, куда он показывает! – устало приказал Тихон.
Уазик выехал в степь, Равиль заозирался:
– Я плохо вижу. Глаза!
– Останови, – велел Тихон милиционеру, вышел из машины и открыт переднюю дверцу, где сидел Хасимов.
Лицо беглого бандита затекло, кровь сочилась из разбитого лба, скапливалась в уголках глаз, густела багровой коркой.
– Вода есть? – обратился Тихон к Федорчуку.
– Там, – зло кивнул сержант в конец салона, весь подобрался и заинтересованно предложил: – Достать?
– Вы
Карасько порылся за сиденьем и извлек пятилитровую пластиковую канистру. Тихон намочил обрывок футболки, образовавшимся тампоном протер лицо Равиля.
– Щиплет, – шипел Хасимов, корчась от боли и отворачиваясь.
– Терпи! Не дергайся. Крепко вы его приложили, – рассматривая широкую ссадину от прута и мелкие порезы, сказал Тихон.
– А что было делать? – встрепенулся Карасько. – Когда я выскочил, водовозка на тебя с ребенком мчалась – тут уж не до расчетов. Как получилось, так и врезал.
– Спасибо… Вовремя, – поблагодарил Тихон.
– Браслеты снимите, – заныл Равиль.
– Товарищ сержант, может, ему руки освободить? – предложил Тихон.
– Хватит мне одного такого развязанного, – сержант недовольно отвернулся.
– Ну что, лучше? – протирая Равилю лицо, заботливо поинтересовался Заколов. – Ты пойми, пока я не найду друга, я не отстану. Вспоминай!
– Вроде там, – Равиль показал посвежевшими глазами.
– Поехали! – обрадовался Тихон.
Через некоторое время вдалеке показалась большая кочка.
– Вон он лежит, – вяло произнес Равиль и, спохватившись, торопливо добавил: – Только я здесь ни при чем. Он сам помер.
Машина остановилась в нескольких метрах от скрюченного на песке тела. Еще перед торможением у Заколова не осталось никаких сомнений – он узнал Сашку Евтушенко. Тихон выскочил из машины, отбросил ненужный пистолет. Глаза застилали слезы, ноги надломились, и Тихон упал на колени рядом с телом друга.
Федорчук среагировал мгновенно. Как только пистолет оказался на земле, сержант опрометью бросился к нему – пальцы вновь ощутили приятную тяжесть ухоженной стали. От кисти вдоль руки пробежала волна уверенности, Федорчук расплылся в улыбке, вздыбившиеся усы приятно защекотали ноздри. Он гаркнул:
– Лапы вверх! Ну!
Тихон склонился над другом: руки связаны сзади, плечо распухло, колени подогнуты, лицо уткнуто в песок – было похоже, что Сашка хотел подняться, но не хватило сил. Заколов бережно развязал холодные ладони Евтушенко, руки свалились безвольными плетями. Он перевернул друга на спину.
– Лапы вверх, я сказал! – Федорчук рассматривал Тихона сквозь мушку пистолета, указательный палец лежал на курке. Он помнил, что у студента имеется еще один ствол. – Замер! Не шевелиться! Малейшее движение – и я стреляю!
Сержант, осторожно переступая, двигался к Заколову. Вот он уже стоял у него прямо за спиной, целя в голову. Свободная рука медленно потянулась к торчащей из-за пояса рукояти пистолета. Когда пальцы милиционера почти коснулись оружия, студент резко обернулся. Федорчук вздрогнул. Ладонь, сжимавшая пистолет, сжалась. Грянул выстрел. Пуля с шипением вошла в песок.