Ослепительный нож
Шрифт:
– Нательный крест позабыла?
– оглянулась Фотинья.
– Как ты могла его снять?
– Вешала перед собою на стенку, Васёныш не догадался прислать икону в моё узилище, - оправдывалась боярышня.
– Молилась на батюшкино благословение…
– Не тужи, - успокоил старый литвин.
– Благословлю тебя на Москве новым тельником.
– Нет, надобно воротиться, - волновалась Евфимия.
– Без креста не будет удачи.
– Шшш!
– остановил шествие Нефедьин. Все замерли.
– Впереди звякнуло, -
– Нас стерегут в пещере.
– И позади слышу шум, - отозвался воевода спокойно.
– Отступать некуда. Поспешим вперёд.
Никто не проронил ни слова, пока не подошли к выходу.
Из полутёмной тесноты все враз выскочили в освещённое большое пространство.
Дикий камень вверху и по сторонам. Чадят железные светычи, воткнутые меж камней. В устье пещеры у подбережья, озарённого луной, выстроились в ряд трое кметей при латах с обнажённым оружием. У шлемов опущены личники с прорезями для глаз.
– Брось меч, переветчик Нил, - приказал крайний.
– И ты, темничник, не балуй с жизнью, - велел другой, обратись к Юрию Патрикеичу.
– А, челядь дерноватая, берегись!
– крикнул правнук Гедемина и один устремился на троих, как сокол на воронов.
Нил кинулся ему в пособ. Фотинья сделала движение вслед за ними, да была вынуждена обернуться, ибо из подземелья в пещеру хлынула истинная дерноватая челядь с палочьем и ножами.
Евфимия видела перед собой воистые образины. А за спиной - лязг, выдохи, вскрики, стоны…
Она очень сосредоточенно отражала удары. В памяти - гнев Бонеди: «Повернуть себя!.. Как клетка персева?.. Бжух туда!.. Локець!.. Пёнта здесь!..»
– Ба-а-арышня! Пробиваюсь к тебе!
– донёсся голос Фотиньи.
– Второй!
– звонко возвещала лесная дева, поражая ослопников.
– Третий!..
– Ведьма!.. Я т-тебя щас достану! О-о-о…
Это уже перед Всеволожей пал незадачливый убиенец. Обычно Бонедя в поединке искала потолще дуб, чтобы обезопасить спину. Памятуя об этом, Евфимия отступала спиной к стене. Однако их было слишком много. Вот и удары стали держаться хуже: неметь начала рука. Без чуру тянулись изнурительные мгновения неравного боя.
– Увёртливая змея! У-у… - далее последовали слова, коих Всеволожа не поняла, и коноплястый малый рухнул перед ней.
В тот миг, пока другой не заступил его места, Евфимия увидала, что не удался её побег: Нил Нефедьин перешагивал трупы убитых кметей с бесчувственной Асфаной на плече, за собой тянул упиравшуюся Фотинью, та впустую размахивала мечом.
– Отпусти, холоп! Я тут ради неё… Отдай руку, презренный трус!
– Её уж не вызволить!
– одолевал неудачливую спасительницу бывший темничный страж.
– Скорей - в лойву!
Воевода, отступая за ними, отбивался как небожитель от земных тварей, то бишь от наседающих челядинцев.
– Оставьте их!
–
– И вот тот же голос обратился к Евфимии: - Дерёшься, как богатырка!
– И осёк нападавших: - Не теснись, петушье!
– Олфёр Савёлов!
– громко выкрикнула боярышня.
– Вдругожды предаёшь меня?
Тайный Васёнышев поддатень осклабился на её упрёк:
– Дело собачье: служим!
Евфимия продолжала бессмысленную борьбу. Рука ещё работала, меч сверкал… Мысль была одна: «Ни за что!» И вдруг снизу, словно из-под земли, сила адская дёрнула, повалила. Боль тут же пронзила локоть, меч выпал из руки…
Парень, что между ног нападавших подползал пластуном, теперь встал, оттолкнул своих:
– Прекратите колоть. Она - наша!
С десяток мужей, одолевавших одну женщину, отошли.
Лёжа лицом к выходу из пещеры, поверженная увидела, как пристала к берегу лойва с поднятым парусом, как вошли на неё по сходням Нил с татаркой на плече и Фотинья, силой влекомая Юрием Патрикеичем. Горсть преследователей высыпала на песчаный подберёт. Стрела с лойвы, поразив одного, остальных загнала в пещеру.
– Наша, да не ваша, - произнёс Олфёр, беря на руки побеждённую…
Он понёс Евфимию подземельем в обратный путь. Коптили факелы, едва мерцали светычи при недостатке воздуха.
– Не зря сердце подсказало ночью навестить башню, - рассуждал бывший конюший Всеволожей.
– Гляжу: обереж мертва, верхняя комора пуста, вход в подвал заперт изнутри. Сгаркнул челядь, взломали дверь. Кметей снарядил. Конные по земле быстрей попали в пещеру, чем пешие под землёй. Жаль, не справились. Больше бы послать! Мой погрех!
– Не погрех - обременительный грех!
– укорила боярышня.
– Не боишься Божьей кары, Олфёр?
За укор он отплатил похвалой:
– Поражён, Офима Ивановна! Сражаешься, как орлица, мужам на зависть!
5
У бадьи на дне башни ждали, окружённые челядью, братья Юрьичи. Олфёр к ногам старшего опустил свою ношу, шумно выдохнул тяжесть нынешней ночи:
– Вот!
Василий Юрьич похвалил его, как в тот раз, когда впервые узрел похищенницу:
– Славно спроворил дельце!
– И, обратясь к лежащей, насупился: - Что? Сбежала? То-то!.. Трое лучших людей погибли! Ельча, Румянец, Софря подло изведены окормом!
– Не может такого статься, - отозвалась Евфимия.
– Они были усыплены.
Князь хлопнул себя по ляжкам.
– Бредишь?
– Фишечка в полу памяти, - подступился Шемяка.
– Гляди, кровь на платье. Она изранена.