Ослик Иисуса Христа
Шрифт:
«Хотя бы кто-то, – подумал и Ослик при мысли об Ингрид. – Хотя бы кто-то, о ком так приятно думать, кто не знает меня, не ждёт подлости и вообще ничего не ждёт».
При мысли об Ингрид Ослик испытывал невесомость, внутри всё замирало, к тому же он словно выходил в открытый космос. Временами трос, соединяющий его с кораблём, внезапно рвался, и тогда Генри парил сам по себе, прекрасно понимая, что уже никогда не вернётся назад, но и не испытывая при этом страха.
Приехав в Хитроу, он купил для Audi TT парковку («сначала до января, дальше посмотрим») и, устроившись в зале VIP, немного
«Что толку ждать? – вопрошал он. – И русские, и тамильцы будут томиться в своих тюрьмах до скончания века. Власти же сделают всё, чтобы продлить их заключение как можно дольше. С другой стороны, и власть можно понять: дай людям свободу, те тут же разделаются и с властью, и с её электоратом – мало не покажется».
Освобождение же, по мнению Ослика, должно быть мирным («мирный и массовый протест», по словам Виктора Шендеровича), в соответствии с законной процедурой и, конечно, не слишком долгим. Единственным способом добиться этого Генри считал просветительство, а как механизм – работу ума. Иными словами, лондонской крачке надо бы самой добывать себе еду, а чтобы научиться этому, крачка, несомненно, должна испытывать удовольствие от работы. Отсюда, собственно, и новые идеи Ослика относительно «Lego», «архитектуры мысли» и «осязаемого поля».
В самолёте Генри немного поспал.
Ему приснилась Ингрид, крачка и эмигрант из Шри-Ланки. Они летели в межзвёздном пространстве – свободные и счастливые. Время от времени им попадался космический мусор и опасные астероиды, но друзья лишь улыбались. Знание – радость. Мало того что они ловко уворачивались от мусора, путешественники ещё и умело перерабатывали его в экологически чистую энергию. Что интересно – крачка то и дело оглядывалась назад, чего не скажешь об Ингрид и Мараване. «Крачкины рефлексы, видно, более стойкие, – подумал Ослик, проснувшись, – а человеческое сознание, в свою очередь, недостаточно осторожно и даже легкомысленно».
На подлёте к Домодедово Ослик выглянул в иллюминатор. Вокруг простиралась пустота. «Бескрайнее небо» – с точки зрения художественного описания и «безвоздушное пространство» – с позиций науки (низкое давление, минимум кислорода – условия, не совместимые с жизнью). Вот и спрашивается – сможет ли он написать художественный роман? Или, как в случае с диссертацией про Додж («Додж, королева Иудеи»), снова смешает жанры, да ещё и в тюрьму попадёт. Было над чем подумать. Ослик то и дело одёргивал себя, прекрасно понимая, что писатель он плохой, да и сам роман надо бы выстрадать.
Спустя время за иллюминатором открылись тучи, вдали замаячила взлётная полоса и диспетчерская башня. Из хвостовой части доносился запах туалета, а русские пассажиры готовились к аплодисментам. Некоторые из них уже крестились, и в случае мягкой посадки они непременно устроят овацию (ясное дело, не экипажу, а скорей Иисусу Христу, да и экипаж
Приземлившись, он первым делом связался с Додж. По традиции Эльвира ждала его в Ex Libris. Они поужинали и ближе к ночи отправились на Солянку. Квартира блестела чистотой, Додж не скрывала радости, все системы жизнеобеспечения функционировали исправно.
Настолько исправно, что едва войдя в дом и лишь окинув взглядом предметы, Ослик совершенно отчётливо ощутил прикосновение к ним. К плите, к чайнику, к жалюзи.
Тут-то он и пережил первое озарение относительно осязаемого поля. Озарение, в дальнейшем известное как постулат «Ослика-Шульцмана». Шульцман конкретно занимался тактильным восприятием, но именно Ослик впервые заметил и развил двоякую природу осязания. С одной стороны, сигнал о прикосновении идёт от рецепторов к мозгу, с другой – тактильный образ не так уж и нуждается в реальном предмете. Эта догадка, по сути, присутствовала и Шульцмана, но довольно неявно.
«Между строк», – сказала бы Лобачёва, и была бы права. Если разобраться, мысли, спрятанные между строк, не хуже явных и подчас граничат с открытием. Постулат не был, конечно, открытием, но какой-никакой, а прорыв. Иначе говоря, чтобы осязать – не обязательно трогать. «Достаточно рекурсивного опыта», – записал Ослик в свою тетрадку, пережив смятение. Затем он прошёл в ванную, включил воду и немного постоял, уткнувшись в потолок и внимательно рассматривая детали. Совершенно гладкая поверхность зеркала – не придерёшься.
Вот он и снова на Солянке.
– О чём ты думаешь? – спросила Додж.
– Всё о том же, – признался Ослик.
Он думал о повторяемости, а тут было над чем подумать. Мысли о повторяемости всё больше занимали его и, что интересно, он видел здесь и проблему, и её решение одновременно.
Повторение надоедает, но и содержит в себе надежду (вскоре наступит перемена), не говоря уже о физиологической ценности опыта. Опыт повторения формирует рефлекс, а рефлекс, если довериться Ивану Павлову, – основа выживания. У Ослика не было причин не доверять русскому физиологу, к тому же Ослик и сам был – и натуралист, и собака в одном лице.
Помимо прочего, приобретённый рефлекс как нельзя лучше вписывался в его идею об осязаемом поле: повторяясь трогать одно и то же, человек приобретает способность прикасаться мысленно. Осталось придать эффекту признаки реальной тактильности, и дело с концом.
– Не знаю, Додж, – Ослик словно очнулся от летаргии, – мысли о повторяемости не выходят из головы.
– Ария попугая, – ответила Додж. За окном послышался звук метлы. Дворник вновь взялся за своё. – Напиши книгу – и всё пройдёт, – добавила она.
Добавила и, как чувствовала – спустя время Ослик действительно напишет роман (постмодернистский захватывающий роман), чем и закончится его «ария».
Впрочем, случится это не завтра. Понадобится по меньшей мере с десяток лет, и то – как сказать. Истинная книга – что рукопись, от которой устал и к концу жизни уже ничего не хочешь. Во всём этом, мнилось, был некий смысл. А вообще странно – Эльвира изменилась. В эту ночь её не узнать. Она задавала вопросы, внимательно слушала и, казалось, думала. Не делала вид, что думала, а действительно думала, удивлялся Ослик, что следовало, в том числе и из её вопросов.