Ослиная Шура
Шрифт:
Любовь к Бульварному кольцу тоже была частью характера, если не частью или осколком не совсем ещё разбитой души русской москвички. Здесь всегда можно было погулять просто так, и Шура частенько гуляла именно просто так, просто сама. Даже идиому «бульварная девица» она присвоила без стеснения, поскольку в её понятии это название являло собой нечто совсем другое, неземное, афористичное, но никак не общепринятое.
Свернув на Арбат, Шурочка сразу попала в водоворот богемы, знакомый до боли в задней пятке. Великие, но ещё всемирно не признанные поэты, певцы и художники устроили на арбатской
Девушка здесь не бывала с тех самых пор, как утащила из лап кришнаитов подружку Нино, хотя любила Арбат по-прежнему, иногда гуляла среди тутошней разноцветной экстравагантной, как и сама Шурочка, публики. И что бы там ни говорили, она была очень рада встрече, будто вернулась из дальне-далёких стран в родной дом, где и стены жить помогают, где всё своё, родное и не совсем ещё продажное.
Девушка всматривалась в обычные, в общем-то, но дорогие ей лица арбатских насельников, даже узнавала кое-каких старожилов. На углу Староконюшенного, как всегда, ребята рассказывали анекдоты. Судя по многочисленным слушателям и всплескам весёлого смеха, дела у ребят шли хорошо. Шура из чисто женского любопытства протиснулась в первый ряд.
– Представляете, – вещал рыжий коротко стриженый парень, – приезжают как-то наши три богатыря во Францию. В те времена это самая крутая турпоездка была. Так вот. Подгуляли мужики и ну к французским тёлкам приставать. А за соседним столиком – мушкетёры, которым, понятное дело, это не понравилось. Дартаньян весь из себя на понтах и на шарнирах подкатывает к богатырям, Илье Муромцу ставит крестик мелком на кольчуге и говорит:
– Милостивый государь, сегодня в три часа дня я буду иметь удовольствие заколоть вас именно в это место на кладбище Пер-Лашез. Тот посмотрел на мушкетёра, вытер рукавом грудь и говорит своим: – Мужики, обсыпьте-ка его мелом. Где там моя палица?
Под дружный хохот один из выступающих стал обходить зрителей с шапкой, как водится. Шурочка тоже внесла свою лепту и отправилась дальше, но ушла недалеко. Буквально через несколько десятков метров вокруг летнего пивного ресторанчика стояли бритоголовые мальчики в малиновых и зелёных пиджаках с карманами. Ну, с бритоголовыми отморозками всё ясно, а вот за этой живой изгородью девушка увидела известного всему городу Сына Юриста, который депутативно пьянствовал в тёплой студенческой компашке. Надо же, чего только на Арбате не увидишь! Место такое.
Её внимание от студенческой попойки отвлекли возбуждённые голоса. Шура оглянулась. Оглянулась и застыла. Прямо на арбатских булыжниках сидел Герман в белой полотняной рубахе, подпоясанный красным кушаком с кистями. Вокруг кольцом стояли банки разных калибров, а рядом маячил парень, держащий в руках такую же банку. Правда от других эта посудина всё же отличалась: в её стеклянном брюхе возились разноцветные огни, будто кусочек радуги смяли, скомкали, засунули
– Так это что, джин что ли? – спросил у Германа парень.
– Чудак человек, говорю тебе – ангел! Они только в такую посуду ловятся, – ответил Герман. – Они вишь как, ждут-пождут сердешные, чтобы людям в жизни помочь. Да люди молиться перестали. Просить помощи у ангелов разучились. Вот я и помогаю им, крылатым да не пристроенным с творческими чудаками навроде тебя встретиться. А где же ещё, как не на Арбате. Только здесь и можно встретиться с настоящим ангелом. Да…
Герман резво поднялся с земли, встряхнулся по-собачьи.
– Ну, что? Возьмёшь ангела? Бери, пока на тебя Божья милость сваливается. Завернуть? – спросил он. – А то потом сам искать будешь – не найдёшь, просить станешь – а не обломится.
Шуру подмывало встрять, объяснить молодому человеку, что связываться с Германом, по меньшей мере, опасно: под его чутким руководством можно влипнуть в такую историю – мало не покажется!
В это время Герман посмотрел на неё своим змеиным взглядом, и Шура будто приросла к булыжной мостовой, а язык прилип к гортани, одеревенел, словно какой-то зубной врач сделал замораживающий укол. Даже руки отнялись. Вероятно, Герман сотворил с ней такое, чтобы не мешала соблазнять ищущего свой путь. Тем не менее, Шура во все глаза смотрела на собеседников. Сейчас она могла только слушать.
– А что мне делать с этим ангелом? – пожал парень плечами. – Зачем он мне, если не секрет?
– Как что? – удивился Герман. – Принесёшь домой, поставишь на подоконник. Если чего надо – потри банку рукавом, как положено, глядишь чего и исполнит.
– Так уж прямо исполнит? – недоверчиво хмыкнул парень. – Этот лохотрон уже давно известен.
– А тереть баночку с верой надо, даже с любовью, – проникновенно убеждал Герман потенциального покупателя. – Именно с любовью всё надо делать, только тогда убедишься – лохотрон ли это. Уйти от тебя он не сможет, только крышку не открывай.
На площадке уличного ресторанчика стало шумно. Там свои артистические данные стал демонстрировать сам Сын Юриста, и собеседник Германа оглянулся на шум. Продавец ангелов между тем собрал банки в большую черную сумку. Парень снова обратился к нему.
– Слушай, ты не сказал, сколько я должен?
– Эх, ладно, – махнул рукой Герман. – Тебе – даром! Бери, пока даю. И даже благодарить меня не надо, потому как я ангелов в банки сажаю только ради того, чтобы их с людьми сблизить.
– Значит, ты даришь мне Ангела? В банке!
– В банке, в банке, – устало кивнул продавец.
– А почему даром? Ты ведь продать хотел? – вопросительно посмотрел на него парень.
– Нравишься ты мне, – мило улыбнулся Герман. – Так что бери, пока дают. Дарёному коню, сам знаешь…
Он кивнул парню на прощание, взвалил собранную сумку на плечо, и зашагал, не торопясь в сторону Смоленки. Молодой человек постоял ещё какое-то время посреди улицы, любуясь переливами разноцветных огней в банке, потом побрёл вслед Герману, что-то бормоча под нос, иногда приостанавливаясь. Неожиданный подарок явно выбил его из обычной жизненной колеи.