Основания политической экономии
Шрифт:
Развитие культуры, в особенности разделение занятий, и естественное следствие этого-образование городов с населением, занимающимся по преимуществу индустрией, должны в совокупности повести к тому, что способность скота к сбыту падает в такой же пропорции, в какой она увеличивается у полезных металлов. Ремесленник, вступающий в обмен с земледельцем, в состоянии принять в качестве денег скот, конечно, только в виде исключения, и во всяком случае временное обладание скотом не только обременительно для городского жителя, но и связано вместе с тем со значительными экономическими жертвами. Даже для сельского хозяина сохранение и забота о скоте не составляют сколько-нибудь значительной экономической жертвы только до тех пор, пока в его распоряжении сколько угодно лугов и не исчезло обыкновение держать домашних животных на воле. Границы способности скота к сбыту сужаются поэтому по мере культурного развития как по отношению к кругу лиц, так и по отношению ко времени, в течение которого можно сбыть его экономически, а в смысле пространственном и количественном способность скота к сбыту уступает все больше и больше подобной же способности других благ. Скот перестает быть, таким образом, товаром, обладающим наибольшей способностью к сбыту, перестает быть экономическими
Все культурные народы, у которых раньше скот обладал характером денег, с переходом от пастушеского и исключительно земледельческого хозяйства к такому же хозяйству с ремеслами, обратились вместо скота к полезным металлам, и главным образом к тем из них, которые ранее других начинают подвергаться обработке благодаря сравнительной легкости добывания и ковкости, — к меди, серебру, золоту, в отдельных случаях также к железу; этот переход совершился, как только необходимость его стала настоятельной, тем легче, что рядом со скотом повсюду, без сомнения, фигурировали в роли денег уже прежде при небольших платежах и металлическая утварь, и металл в слитках.
Медь раньше других металлов послужила материалом, из которого земледелец приготовлял свои плуги, воин — свое оружие, ремесленник — свои инструменты, а для посуды и украшений всякого рода употребляли сначала медь, серебро и золото. В этом периоде, когда перешли исключительно к металлическим деньгам, благами общего потребления были, таким образом, медь и, быть может, еще некоторые композиции из этого металла, а серебро и золото являлись главнейшим средством удовлетворения самой общей страсти людей, стоящих на низкой ступени культуры, стремления выделиться как-нибудь внешним образом из среды своих сородичей. Если мы прибавим к этому, что эти металлы сперва, при меньшей распространенности их употребления, в виде изделий, а потом, при неограниченной применимости и делимости, в сыром виде не встречали ограничений в своей способности к сбыту ни в узком круге хозяйствующих лиц, ни в узких пространственных пределах (так как их потребляли одинаково все народы и издержки на перевозку были относительно невелики), ни в узких временных пределах (так как они хорошо сохранялись) и что благодаря всеобщей конкуренции какое угодно количество их могло быть продано по экономическим ценам скорее, чем другой товар (гл. 7, § 2), то мы получим картину экономического положения, при котором три вышеупомянутых металла как блага с наибольшей способностью к сбыту сделались орудиями мены периода, следующего за пастушеским и земледельческим хозяйством.
Этот переход, конечно, произошел не мгновенно и не у всех народов одинаково. В роли денег наряду с новыми орудиями — металлами еще долго употреблялся скот, прежде чем металлы вытеснили его окончательно, и ценность головы скота, выраженная в металле, ставшем деньгами, удержалась в качестве единицы меры и позже, когда металл совершенно овладел оборотом. Так объясняются Dekaboion, Tesseraboion, Hekatomboion греков и металлические деньги римлян и галлов; изображение скота на монетах было символом такой переоценки [Plut. Thes. 19; Plinius, h. N. 18, 3; Schreiber в его Taschenbuch fur Geschichte. S. 2, 67, 240, 3, 401].
Были ли медь и бронза как важнейшие из полезных металлов древнейшим орудием мены и выступили ли только позже в этой роли благородные металлы, по меньшей мере неизвестно. На востоке Азии, в Китае и, вероятно, в Индии выработалась во всяком случае полная система медных денег, нечто подобное было и в Средней Италии. Наоборот, в древних очагах культуры, в области Тигра и Евфрата, не нашли никаких следов прежнего состояния медной денежной системы, а в Передней Азии, Египте, Греции, Сицилии и Нижней Италии самостоятельное развитие ее, если оно где-нибудь начиналось вообще, было остановлено развившимся торговым оборотом Средиземного моря, немыслимым при меди в роли денег. Напротив, твердо установлено, что все народы, пришедшие ввиду внешних условий, при которых развивалась их хозяйственная культура, к медной денежной системе, по мере роста культуры и расширения пространственных границ торгового оборота переходили от менее дорогого к более дорогому металлу: от меди и железа к серебру и золоту (и к золоту, где роль денег исполняло серебро) или по крайней мере у них наблюдается такая тенденция, если даже сам переход фактически не всюду осуществился. Для небольшого торгового оборота старого сабинского города с его окрестностями, после того как скот перестал играть роль денег, при простоте сабинских нравов, медь — самый важный для практических целей сельских жителей и горожан металл — была товаром, способность которого к сбыту простиралась на наиболее широкий круг лиц, и в количественном отношении имела самые обширные границы — в начале культуры это главные требования, предъявляемые к деньгам; кроме того, медь легко и без особых расходов можно было сохранять в небольших количествах, перевозка ее внутри небольшой области стоила сравнительно немного; все эти обстоятельства в достаточной степени сообщали меди свойства денег. Но как только область торгового оборота расширяется и размеры сбыта сильно увеличиваются, медь естественным образом теряет свою пригодность к функционированию в качестве денег сообразно с тем, как благородные металлы все более и более приобретают способность к сбыту по мере развития культуры с ее торговым оборотом, обнимающим весь мир, с ее массовым сбытом товаров и все настоятельнее выступающей по мере возрастающего разделения занятий потребностью отдельных хозяйствующих субъектов иметь у себя деньги. С развитием культуры благородные металлы оказываются товарами, обладающими наибольшей способностью к сбыту, и вместе с тем естественными деньгами экономически развитых народов.
История других народов представляет совершенно отличную от вышеописанной картину хозяйственного развития и сообразно с этим и денежных их систем.
Когда европейцы впервые посетили Мексику, она, как можно заключить о тогдашнем состоянии страны из сообщений очевидцев, достигла уже высокой ступени хозяйственной культуры. Торговый оборот древних ацтеков имеет для нас особый интерес в двояком отношении: с одной стороны, он показывает нам, что экономическая идея, руководящая людьми в их деятельности, направленной на возможно более полное удовлетворение своих потребностей, приводит повсюду к аналогичным экономическим отношениям; с другой стороны, Древняя Мексика дает нам картину страны,
Известия завоевателей и современных писателей изображают нам Мексику как страну с многочисленными городами и прекрасно организованным массовым торговым оборотом В городах ежедневно происходили базары, в каждые пять дней — большой базар; последние были так распределены по всему государству, что большому базару какого-нибудь города не было в это время конкуренции в соседнем. Для' торгового оборота в каждом населенном месте были отведены особые площади а на них для всякого товара определены места, вне которых продажа была запрещена; исключения допускались только по отношению к предметам пропитания и трудно перевозимым товарам (дрова, кожевенные товары, камни и т. д.). В обыкновенные дни на базаре в главном городе Мексики бывало 20–25 тысяч человек, в дни больших базаров число их доходило до 40–45 тысяч, и продаваемые товары поражали своим разнообразием [Clavigero. Geschichte von Mexico. I. Band. VII. Buch. 35. Abth.].
Здесь возникает интересный вопрос: не существовало ли тогда уже на рынках старой Мексики, так сильно походивших на рынки Старого Света, явления, аналогичного нашим деньгам по своей сущности и происхождению. Действительно, испанские завоеватели сообщают, что в то время, когда они вступили впервые в Мексику, оборот ее давно перестал вращаться исключительно в границах натуральной меновой торговли и некоторые товары заняли уже в обмене благ то своеобразное положение, которое мы подробнее выше изложили, т. е положение денег. Зерна какао в мешочках, содержавших от 8 до 24000 штук, особые маленькие бумажные платки, золотая пыль в гусиных перьях, которые принимались по величине (вес и орудия взвешивания вообще были неизвестны древним мексиканцам), куски меди и, наконец, тонкие пластинки олова были по-видимому, товарами, которые принимались охотно каждым даже при отсутствии нужды в них (в качестве денег), в тех случаях, когда нельзя было путем обмена получить непосредственно потребительские блага. Из товаров, продававшихся на мексиканских рынках, называют следующие: живых и битых животных, какао, другие съестные припасы, драгоценные камни, лечебные средства, древесный клей, смолу, руды, готовые медикаменты, товары, сработанные из волокон алоэ, горной пальмы и шерсти, предметы из перьев, дерева и камня, золото, медь, олово, дерево, камни, шкуры и кожи. Рассмотрим эти товары. Заметим, что Мексика ко времени открытия ее европейцами была уже развитой промышленной страной с большим городским населением; примем во внимание, что как следствие этого, так и потому, что она не знала большинства наших полезных животных, возможность функционирования скота в роли денег устранялась, что какао составляло ежедневный напиток, бумажные материи употреблялись всеми для одежды, а золото, медь и олово были важнейшими для ацтеков полезными металлами, т. е. что все это были блага, обладавшие по своей внутренней природе и общему употреблению способностью к сбыту, далеко превосходящей все остальные товары, и мы легко поймем, почему именно эти товары стали играть у ацтеков роль денег. Они были естественными, хотя и не вполне развившимися еще, деньгами старой Мексики.
Подобные же причины обусловливают то, что у народов охотничьих, если они ведут внешнюю торговлю, деньгами становятся звериные шкуры. У таких народов всегда бывает, конечно, излишек шкур, так как обеспечение семьи средствами пропитания путем охоты ведет к накоплению такого количества шкур, что среди членов охотничьего племени может возникнуть конкуренция разве только из-за какой-либо особенно красивой или редкой шкуры. Но когда такое племя вступает в торговые сношения с другими народами и для шкур открывается рынок, где за них можно получать по выбору охотников разнообразные потребительские блага, тогда шкуры становятся, конечно, товаром, обладающим наибольшей способностью к сбыту, и вместе с тем они начинают приниматься охотно и в обмене самих охотников между собой. Для охотника А шкуры, которые он получает от охотника В, совершенно излишни, но он знает, что их можно легко обменять на рынке на другие полезные для него потребительские блага, и поэтому он предпочитает их, несмотря на их характер товаров, другим товарам с меньшей способностью к сбыту. И мы в действительности можем наблюдать, что только что изложенное отношение фактически существует у всех охотничьих племен, ведущих торговлю шкурами с другими народами [еще и теперь во многих землях общества Гудзонова залива меновой единицей в обороте служит бобровая шкура, 3 шкуры куниц ценятся, как одна бобровая шкура, шкура белой лисицы — как 2 бобровые, шкура медведя или черной лисицы — как 4 бобровые, ружье — как 15 бобровых шкур (Ausland, 1846. S. 21). Слово «raha», имеющее на языке эстов значение денег, обозначает на родственном первому языке лапландцев ценность шкуры (Ph. Krug. Zur Munzkunde Russlands, 1805). О деньгах в виде шкур в средние века в России см. Нестора (немецкий перевод Шлогера III. S. 90). Старое слово «кун» — деньги обозначает собственно куницу. Еще в 1610 г. в захваченной врагами русской военной кассе находилось 5450 рублей серебром и 7000 рублей звериными шкурами (Карамзин. XII. Петербург, 1843. С. 131; Roscher. System. I, 1868. § 118. 3; см. также Storch. Vebersetz. v. Rau. III. S. 25)].
То, что соль и рабы в Центральной Африке, плитки воска в верховьях Амазонки, треска в Исландии и Нью-Фаундленде, табак в Мериленде и Виргинии, сахар в английской Вест-Индии, слоновая кость в соседстве с португальскими владениями стали деньгами, объясняется тем, что эти блага составляли или составляют еще главный предмет торговли, и благодаря этому подобно шкурам у охотничьего племени приобрели постоянную способность к сбыту, тогда как, с другой стороны, местный денежный характер многих других благ сводится к их большой и общей для всех в данной местности потребительной ценности и, следовательно, большой способности к сбыту; так именно объясняются денежные функции фиников в оазисе Сива (Siwah), кирпичного чая в Восточной Азии и Сибири, бус в Нубии и Сенаре, хуссуба (Ghussub — род пшена) в государстве Аир (Ahir в Африке); иногда, наконец, тот факт, что известные товары исполняли роль денег, объясняется обоими вышеуказанными моментами: так, например, дело обстоит с каури — излюбленным украшением и в то же время предметом торговли [Roscher. System. I. § 119. Note 12].