Основано на нереальных событиях
Шрифт:
Анна окинула взглядом двухсторонние, обитые кожей, скамейки, стоящие в ряд по середине зала. На них не бывало много места, всегда сидели люди с кучей вещей. Почему их никто не выгонит с этим их хламом? Они ведь даже не читать пришли, а дождаться своего поезда или ещё чего-нибудь.
Она, как обычно, не нашла взглядом места, которое бы ее устраивало, и забралась на мраморный подоконник неподалеку от какой-то конторки. Подоконник хоть и был холоден, но тут не было этих сволочей с кучей пакетов.
Только она достала свои вещи, перед ней появился снежно-белый свитер ее подруги и глаза из под чёлки. Почти все ее звали малышкой Лиззи. От нее веяло детской наивностью,
– Привет. Ты снова сюда без М пришла?
– Здравствуй. Он на работе, ты прекрасно знаешь.
– Смотри не заблудись.
Малышка Лиззи улыбнулась, замялась, и стала поглядывать в окно, для того, чтобы боковым зрением заглянуть в глаза своей подруги.
– Ну? Говори уже.
– Мне… Нам задали снять фильм, и я вот снимаю о мебели, что-то вроде документалки. Ты не могла бы мне дать своего кота на день?
– Что? Зачем тебе кот?.
– У меня есть чудесная идея, а с котом все будет смотреться живее и уютнее. У тебя у одной такой пушистый есть, а у меня вообще мало знакомых кошатников… Ой, извини, я не имею в виду что ты кошатница. Так вот, мало таких знакомых, а если и есть, то их коты не подходят. Они все дикие. А этот твой ведь такой аристократ. Ты его манерам учишь? Он мне очень нужен, всего на день.
Сзади на них набросился ураган из твида, жестикулирующих рук и широко открытых глаз. Это был преподаватель малышки Лиззи, который заглянул в библиотеку за какими-то глупыми книгами, которые выпадали из него, пока он пытался устоять на месте, но никак не мог. Его мутные очки всегда создавали ощущение, что он смотрит не на человека, а сквозь него. И таким взглядом он смотрел на каждого, как на что-то неприемлемое, и словно видел впервые, даже ли вы были знакомы с ним сто лет.
Подруга посмотрела на Анну. Преподаватель хотел было что-то сказать, нагнулся за упавшей книгой, на обложке которой было изображено два воробья в цилиндрах и с трубками в клювах, сунул книгу под пиджак и схватил плече малышки Лиззи своей жилистой рукой.
– Вот ещё что… Последнее…
– Ну мы ведь с вами все решили!
– Нет послушай, в.. важно, чтобы ты обязательно показала мебель с той стороны, с какой никто еще не смотрел на нее, ну я тебе потом все п..п.. подробнее, все объясню.
Говорил он сбивчиво, поэтому что не всегда мог выговорить первую букву слова.
Анна поспешно встала с подоконника, и пошла по коридору, ведущему к отделам с французской и английской литературой.
Малышка Лиззи побежала за ней, попрощавшись со своим преподавателем в какой уже раз.
– Так достал, мы уже сегодня раза три попрощались. А, так что на счёт…
– Дам я тебе кота, дам. Только будь с ним осторожна, он не любит резкости. Царапать не станет, но спрячется где-нибудь и с места не сдвинется.
Малышка Лиззи просияла, укрепившись в мысли, что они – лучшие друзья, в то время как Анна хотела выкинуть ее в одно из этих огромным окон в коридоре. Ее подруга получила свое (завтра обязательно явиться за котом в самое неподходящее время, это уж точно), забыла про робость, и с видом профессионала стала болтать о тонкостях своего фильма, а потом и о мебели, выбирая такие слова, которые никто не знает, и выговаривая их с вызубренной небрежностью.
Шли они минут пять, то останавливаясь посидеть, то стояли у какого-нибудь окна, и все это время Анна молчала и лишь пыталась слушать. К ним ещё раз подошёл, точнее, налетел на них учитель малышки Лиззи, в лицо
Они зашагали все дальше, Анна ушла в себя, а ее подруга ушла в самые дебри терминов. Вскоре последняя остановилась, взглянула на часы, лучезарно улыбнулась и исчезла, извинившись.
Анна стояла одна. Она обернулась. Далеко-далеко скрылась в жёлтом квадрате проема темная фигура. Мелькнула ещё одна, в конце коридора справа. И все. Ни души. Подруга завела ее своей болтовней туда, где Анна в детстве потерялась и где больше ни разу не ходила. Девушка сделала шаг, звук которого глухо улетел в бесконечность заднего крыла здания. Впереди синяя пустота. Окна здесь мутные и пыльные, кроме серых отсветов на полу и стенах они ничего не дают. Сзади… Так, сзади ведь был какой-то свет, в конце. Теперь и его нет. Куда Анна ни устремляла взгляд расширенных зрачков, ничего не подсказывало, как ей выйти отсюда. Пальцы непроизвольно сжались. Ноги несли ее в неизвестное, как и когда-то. Лишь бы не стоять под гнетом этих черных коридоров. Нет. И идти нельзя, эти лестницы точно уведут глубже, но не к выходу. Шаги ее тихо нарушали сон теней и забытых всеми картин. Пылинки воздуха в серых нитях света были вынуждены танцевать быстрее, чем обычно, из-за дыхания Анны. Она остановилась в конце одного из коридоров, перед спуском на лестницу. Кто-то смотрит сзади. Теплое ощущение тревоги ползет по ногам и спине. Побежать вниз нельзя, да и обернутся тоже. Но бездна лестницы – наибольшее из зол. Анна обернулась, и ее встретил взгляд тысяч сломанных жизней. С картины тускло, но пронзительно взирал какой-то мужчина, с длинными черными волосами, и в доспехах, из под которых удушающе выглядывал кружевной воротник. Мужчина улыбался, но не глазами, а только ртом, искусственно. Можно было бы предположить, что это давно забытый художник не умел передать эмоции на портрете, но все же глаза казались живыми. И даже мертвая улыбка умудрялась жить, хоть и не сочеталась со страданием во взгляде. Вся эта его одежда, неудобная, красивых, но неестественных форм будто держала его в плену устоев и формальности его времен. Снаружи он смирился со своей этой жизнью, о чем говорила его улыбка, но внутри мучился бесконечно невыносимо, и это мучение нашло выход во взгляде.
Анна вдохнула носом, похолодела, и побежала прочь, задев ногой на пыльном полу какую-то черную книгу. Та поплыла вперёд по инерции, и вскоре остановилась в дверном проеме, который девушка заметила только сейчас. Где-то далеко мелькнула стайка детей со сгорбленной фигурой взрослого во главе, и скрылась в одном из квадратов теплого света. Легкие Анны раскрылись очень широко, впуская в себя пыль коридоров и желанное чувство освобождения. Она схватила, непонятно зачем, черную книжку с пола, и понеслась навстречу спасительному свету и суете.
Глава третья
Свист ветра стихает, пронесся в уходящую даль. Поезд теряет скорость. Ландшафт смешанного леса, через который плыли вагоны, проносится все спокойнее. М попытался заснуть после разговора с Кристиной, в надежде, что станет исключением среди одиноких правил этого мира. Но как ни пытался – глаз не сомкнул. Эта девушка с кукольным личиком была права, здесь никто не спит. М оставалось только лежать на жестких мотках верёвок, и смотреть за сменой пейзажа, в котором была единственная отрада.