Основной закон 2
Шрифт:
Валера взял планшет, поглядел на корявые, на коленке сделанные записи.
– Как зовут-то страдальца?
– Да кто ж его знает! Некогда нам было имена узнавать. Мы дублёнку срезали, капельницу с физраствором вкололи, чтобы кровью не истек, пузо, вишь, заклеили, и сюда полетели. Хорошо ещё менты приехали быстро, помогли эту тушу вниз спустить.
– Ладно, езжайте.
Валера черкнул подпись в бумаге, принял второй экземпляр самокопирующегося бланка, сунул его в ноги раненому и тут же забыл о скорой и о фельдшере.
– Вера, прими капельницу.
Синичкина
Ухватив черные обрезиненные ручки, Валера направил каталку к лифтам: при огнестрельном ранении без хирургии не обойтись, а она на четвертом этаже. Рядом звонко цокала по линолеуму Вера. И тут в дежурке затрезвонил телефон.
– Фу-у-ух, - выдохнул Валерик. – Никак у Вовчика совесть проснулась.
– А кто такой Вовчик? – тут же поинтересовалась Синичкина.
– Дежурный хирург. Подожди минуту, я сейчас, – и кинулся в кабинет.
– Алло! Алло!
– надрывался в трубке женский голос.
– У аппарата, - отозвался Валерик.
Накал эмоций в трубке малость поутих.
– Кто это? Где Аллочка?
– Отвечаю по пунктам: Валерий Синявин, медбрат, терапия. Аллочка празднует Новый Год с Вовчиком.
Голос в трубке прервался на секунду, а потом коротко и сочно выдал в адрес Торопова концентрированно-нецензурное.
– А что случилось? Кого скорая привезла?
– Неизвестный. Огнестрельное в живот, дробь.
– Мать честная! – охнул женский голос на той стороне линии. – Валер, кати страдальца на второй этаж, во вторую операционную. Там дежурная бригада должна быть. А я пойду этого чёртового ловеласа за шкварник вынимать. Пусть идет руками работать, Казанова хренов.
Валерик вернулся в коридор. Синичкина всё так же стояла рядом с каталкой с капельницей в поднятой руке, и рука эта уже заметно подрагивала. Он поглядел на одногруппницу:
– Ну что, погнали?
Это был скорее не вопрос, а распоряжение. Но, тем не менее, он дождался, пока девушка угукнула. Взялся за ручки каталки и зашагал к лифту. Да так быстро, что Вере, чтобы не отстать, через два шага на третий приходилось переходить на бег.
Лифт всё не приезжал, и Валерик начал нервничать: неизвестному мужику становилось всё хуже. К счастью, фельдшер оказался прав: дубленка и толстый слой жира защитили жертву политических дискуссий: кишки остались целыми. Но пара дробинок добралась до печени, и это нужно было срочно лечить. Зарастить рану особого труда не составляло, но извлечь свинцовые шарики бесконтактным способом он не мог. Стальную дробь еще можно было как-то достать – к примеру, магнитом. А так – только зондом.
Наконец пропиликал сигнал, и большая дверь мягко откатилась в сторону, спрятавшись в стену. Мучительно долго закрывалась дверь, так же неспешно поднималась кабина. Но на втором этаже, у входа в операционный блок, их уже ждала невысокая полноватая женщина в хирургическом костюме и шапочке. Лицо её было закрыто маской, но Валерик узнал: Лиля, операционная сестра из той же хирургии. Это она звонила в приемный покой.
– Наконец-то! –
– А где Вовчик? – Задал Валера логичный вопрос.
– А-а, - Лиля только рукой махнула, - у нашего штатного трахаля приключение. Алка, она девка ответственная. Как скорую услышала, так у нее сразу чувство долга перемкнуло и на этом фоне случился спазм вагинальных мышц. Так что встрял Торопов в буквальном смысле. Я Аллочке укол всадила, сейчас её отпустит, она отпустит Вовчика, и он прибежит. Если, конечно, сможет. На него икота напала страшная, чуть не до рвоты.
Все это Лиля говорила на бегу, торопливой скороговоркой. Рядом с ней, с пакетом физраствора, бежала Вера Синичкина, стараясь удержаться на ногах и не грохнуться, зацепившись каблуком за дыру в линолеуме. Время от времени она против своей воли косилась на пропитанные кровью повязки, и тут же отворачивалась: смотреть на такое было страшно.
В предоперационной было пусто.
– Где бригада? – спросил Валерик.
– В коматозе. Упились, сволочи, вдрабадан. Так что давай, мойся, одевайся и пойдем. А это кто?
Лиля кивнула на Синичкину.
– Одногруппница моя, без трёх лет фельдшер.
Лиля оценивающе поглядела на будущую коллегу.
– Крови боишься?
– Н-нет, - отчего-то заробела Вера.
– Тогда тоже мойся. Давай капельницу сюда.
Лиля подкатила стойку с крючком, повесила на неё почти уже опустевший пакет и вынула из шкафчика одноразовые шлепки.
– На-ка вот, переобуйся. На каблуках всю операцию не выстоишь.
– Операцию?
– А ты как хотела, девонька? Некому больше. Вовчик оклемается ли, нет ли, а мужика спасать надо. Шубу свою сюда клади. Платье… Хорошее у тебя платье, только в нем неудобно будет. Иди за мной, переоденешься нормально.
Через десять минут каталку с пациентом подкатили к операционному столу.
– Ох ты ж, млин, как мы эту гору сала перетаскивать-то будем?
– Олег, повернешь тушу набок?
Под спину толстяку постелили простыню. Потом двое эту простыню тянули, один толкал тело. Худо-бедно, но перекантовали. Срезали остатки одежды, сняли повязки, и только тут стал виден весь масштаб предстоящей работы. На животе был начисто, от одного бока до другого, содран здоровенный лоскут кожи. Из прорехи желтоватыми комьями вываливался жир. Все это было обильно залито кровью. Валера, глядя на это, изрядно растерялся. Синичкина и вовсе испуганно хлопала глазами. Тем временем Лиля подключила кардиомонитор, подкатила столик с разложенным инструментом и продолжила командовать:
– Валера, ты корнцангом работать сможешь?
– Кто его знает? Не пробовал. Но не думаю, что так уж сложно.
– Тогда готовься. Вера, да? Замени капельницу, возьми пакет вон там, в шкафу, после будешь подавать инструмент. А я – на наркоз. Ну, с богом, детки.
Первую дробинку Валерик вытаскивал долго: никак не мог нормально ухватить свинцовый шарик. Но потом приловчился, и дело пошло. Но уже после десятой дробины понял: эта работа надолго.
– Лиля, чем будем дыру в брюхе латать? – спросил он.