Основы человечности для чайников
Шрифт:
Здесь больше нет людей.
Здесь больше нет еды.
Здесь вообще ничего нет!
Тьмы тоже нет, ей негде спрятаться, нечем питаться, от неё почти ничего не осталось. Она тянет жалкие крохи страха из счастливых туристов, увлечённых историков, вездесущих корреспондентов. Иногда ей удаётся перекусить ребёнком, отставшим от родителей.
Одинокие дети — лёгкая и питательная добыча.
Тьма
А потом она встречает Людвига Майера восьми с половиной лет от роду, который пытается запихать её в пакет.
— У меня идея! — провозгласил Людвиг Майер, как только чужие воспоминания схлынули, а в ушах перестало звенеть. — Знаешь, у меня есть мама, и она вечно всего боится. Ну, в основном за меня боится, конечно. Тебе даже не придётся её пугать, можно просто находиться рядом и иногда подпитываться её страхами. С голоду не умрёшь, а потом… ну, потом что-нибудь придумаем. Как тебе такой план?
Боггарт (а белёсый клочок тумана был, несомненно, старым, но не слишком удачливым боггартом) заинтересованно затрепетал, но почти сразу же обмяк, повис безвольной тряпочкой. Кажется, сама идея пришлась ему по вкусу, только вот реализации что-то мешало.
— Ты не можешь покинуть пределы замка, — уверенно произнёс Людвиг. Пожалуй, он и сам не мог точно сказать, откуда взялась эта уверенность: из обрывков чужой памяти, из детских книжек про призраков, или вообще помогло случайное озарение.
Боггарт немедленно просветлел всем собой и заметался вдоль стены, показывая, где искать привязку.
Искали долго.
Точнее, с местом определились почти сразу, но потом выяснилось, что нужный предмет скрыт где-то в толще земли. Пришлось копать.
Сперва Людвиг пытался рыть яму руками, затем плюнул на предосторожность (да всё равно же никто не увидит!) и обернулся волком. С лапами и когтями дело пошло бодрее, да и запахи помогали ориентироваться. Он быстро выделил нужный и теперь точно знал, что именно ищет и где оно зарыто. Не очень глубоко, к счастью.
Спустя полчаса работы Людвиг уже держал в руках небольшую косточку (кажется, от указательного пальца) и радовался, что боггарт не потребовал вытащить на поверхность весь скелет целиком.
Косточка отправилась в пакет, сгусток тумана, совсем разлохматившийся от волнения, нырнул туда же. И даже поместился!
Правда, пакет, совершенно невесомый, но довольно объёмный, пришлось нести в руке сперва по лесным тропинкам, а потом через всю деревню, но никому не было до него ни малейшего дела. Кажется, если бы Людвиг тащил с собой детскую лошадку на колёсиках или кастрюлю с горячим супом — тоже никто не удивился бы, только вздохнули бы обречённо: «Опять этот непутёвый мальчишка что-то затеял!»
Отсутствием чрезмерного внимания и глупых вопросов Людвиг наслаждался почти до самого дома, и даже успел помечтать о том, чтобы мама тоже ничего не заметила (а лучше — вообще ушла куда-нибудь по делам), но, свернув на родную улицу, понял, что украдкой пробраться в свою комнату не получится.
Потому
И скорая.
И даже пожарная, и это было совсем уж странно, потому что вокруг совершенно точно ничего не горело.
В другое время Людвиг был бы рад такому обилию спецтехники и непременно выпросил бы у пожарников разрешение залезть в кабину (в крайнем случае, можно и без разрешения), но сейчас это всё… Нет, не пугало. Но настораживало.
— Здравствуйте, герр Штайн, — вежливо поздоровался Людвиг с пожилым полицейским, который жил на соседней улице, а сейчас курил, прислонившись к машине.
— Людвиг Майер, — произнёс герр Штайн. И замолчал.
И все вокруг замолчали, прекратили разговоры и разом повернулись к ним. И уставились на Людвига, словно ожидая чего-то.
— Людвиг Майер, — повторил герр Штайн.
И не сказал больше ничего. Ни «Где тебя носило, мать уже всю округу на уши поставила?!», ни «Сколько раз тебе говорили не баловаться со спичками!», ни «Ханс Раух видел, что это ты измазал краской забор фрау Бруннер!»
Вместо всего этого полицейский вздохнул и обвёл взглядом всех вокруг, словно умоляя, чтобы кто-нибудь пришёл ему на помощь. Но помогать никто не стал, все только отворачивались. Даже пожарники.
И только тогда Людвигу стало страшно.
Действительно страшно.
Когда герр Штайн наконец-то начал говорить, Людвиг уже не слышал его слов. Только чувствовал, как лихорадочно колотится сердце, как текут по лицу слёзы и как ворочается и довольно урчит сгусток тьмы в пакете.
Глава 5. Ложь во спасение
— Я нашла хозяина собаки, — с порога объявила Ксюха.
Всю дорогу домой она думала, что бы такое соврать про невесть откуда взявшиеся деньги. Варианты типа «Нашла на улице», «Выиграла в лотерею» и «Получила за помощь от беглого колдуна-оборотня», конечно, отпадали сразу. Нужно было что-то условно правдоподобное, но сложнопроверяемое и, конечно, совершенно законное.
— Какой собаки? — не поняла бабушка. Её сейчас больше всего интересовала не какая-то неизвестная собака, а вполне реальная пропажа еды из холодильника. По крайней мере, смотрела она явно на пустую полку. — Слушай, а куда ты…
— Так я о том и говорю! Ты дослушай! Я на улице заметила собаку. Ну, ту самую, которую Серёга мучил, когда я его по башке долбанула. А собака красивая, хаски. Только она… он теперь хромает, поэтому я сразу и опознала, что это тот самый. Но он ко мне сначала подходить не хотел, боялся. А это тут было, недалеко. Я сбегала домой, забрала котлеты и приманила его. И осмотрела, пока он ел. А у него на ошейнике медальон был с телефоном хозяина. Я позвонила, там мужик так обрадовался, сказал, что приедет, как только сможет. Ну и пока он ехал, мы доели все котлеты. Потом я этому мужику рассказала, что случилось. Ну, всю историю с разбитым мобильником, и вообще. А он покивал так задумчиво, а потом дал мне денег. Типа за спасение собаки. За дважды спасение: что от Серёги отбила, и что хозяина нашла. Короче, нам теперь есть чем отдавать долг за телефон. Вот!