Основы человечности. Работа над ошибками
Шрифт:
— И про карандаш?
— Что? — удивилась Фрида. — Нет, про карандаш я только что придумала.
— Но ты уже говорила мне то же самое. Про то, что его выбрасывают…
— Значит, так и есть.
— Кажется, нам надо кое-что обсудить.
— Не надо. Вы не вспоминали обо мне пятнадцать лет — вот и не вспоминайте дальше.
— То, что он говорил… — Гаврилов кивнул на Стаса. — Это правда? Ты действительно пыталась из-за меня… пыталась… себя…
Тимур подумал, что Фрида сейчас опять сбежит, и приготовился её ловить,
— Да что же вы тряпка такая, слово сказать боитесь! Да, я пыталась покончить с собой. Но уж точно не из-за вас, вы этого не стоите, сейчас я это чётко вижу. И если вам вдруг захочется извиниться… Вряд ли, конечно. Я слышала, как вы уверяли Стаса, что не сделали мне ничего плохого. Но если вдруг где-то у вас внутри ещё жива бесполезная штука под названием совесть, то извиняться вы должны не передо мной, а перед своей дочерью. Возможно, она вас даже простит. Говорят, она добрая девочка.
Гаврилов не понимал. Очень искренне не понимал.
Какое-то время он пристально смотрел на Фриду, пытаясь поймать её взгляд, потом резко обернулся на девочек, как будто только сейчас вспомнил, что у разговора есть свидетели. И снова замер в нерешительности.
— Инга, — наконец выдавил он. — Это не то, что… Зря ты здесь. Тебе не надо это знать.
— Так сотрите ей тоже память, — великодушно подсказала Ксюша. — А, точно, вы же не умеете, за вас работал кто-то другой.
— Я умею, просто… Прекрати меня перебивать, это вообще не твоё дело. Инга… ты должна меня понять. Да, я изменял твоей маме, но это было давно, до твоего рождения, и…
— Я умею считать, пап. — Инга выступила вперёд. — Ксю старше меня на год. Естественно, когда она родилась, меня даже в планах не было. Особенно в твоих.
— Кто? При чём тут твоя Ксю?
— Потому что Фрида предлагала извиниться именно перед ней, — подсказал Тимур.
Гаврилов развернулся на его голос и даже открыл рот для уточняющего вопроса, но передумал и промолчал. В его глазах мелькнуло что-то подозрительно похожее на панику.
— А-а-а-а, до меня дошло! — воскликнула Диана. — Только не говорите мне, что это случайное совпадение! Выглядит так, будто вы эту встречу украдкой репетировали последние две недели.
— Ты не знала? — опешил Стас. — Даже я сразу заподозрил, как только фамилию услышал.
— Потому что у тебя ай-кью сто сорок, а у меня плохая память на имена. Так, ладно, Ксюша Фролова. Точно. Теперь запомню.
— Ксюша… — хрипло повторил за ней Гаврилов.
— Ксюха, — поправила маленькая упрямица. — И покажите мне того блаженного, который назвал меня доброй девочкой, я укоризненно посмотрю ему в очки.
У Тимура немедленно возникло желание очки не только снять, но и спрятать в карман. На всякий случай.
— Ксюша, — снова повторил Гаврилов. Кажется, его заклинило. — Но откуда?
— Вам объяснить, откуда дети берутся? Вы вроде взрослый человек,
— Нет, я… я…
— Вы, вы, — с умным видом покивала девочка. — В общем, эта… мама права, идите своей дорогой.
Рядом с Тимуром раздался сдавленный всхлип. На беседу с Гавриловым нервов Фриды ещё хватило, на слово «мама» — уже нет.
Тимур крепко сжал её руку, не давая сбежать, хоть и не был уверен, что поступает правильно. Может, и надо было её отпустить, но он не мог. Чувствовал, что разговор ещё не закончен. Что надо продержаться ещё немного, дотерпеть до финала, поставить точку — а потом бежать уже никуда не понадобится.
И не ошибся.
Стас торопливо шагнул к названой сестре, но Ксюша его опередила: прошла мимо Гаврилова, не удостоив его даже взглядом, остановилась перед матерью и замерла, нерешительно кусая губы.
— Прости меня… — почти беззвучно прошептала Фрида.
— Ты мне, вообще-то, жизнь сломала, — серьёзно сказала девочка.
— Я знаю. Я бы хотела вернуться назад и всё исправить, но не могу. Поэтому… если даже не простишь, ничего страшного. Я виновата. Можешь меня ненавидеть. Можешь меня ударить. Делай что хочешь. Я всё равно буду тебя любить. Я всегда тебя любила. Я ушла только потому, что боялась за тебя. Боялась, что сделаю с тобой… что-то. Что-то непоправимое.
Голос у Фриды дрожал с самой первой фразы, а под конец и вовсе сорвался в едва разборчивый хрип. Слёзы текли по щекам, размывая остатки макияжа, но она даже не пыталась их вытереть.
Ксюша выудила из кармана платок и осторожно промокнула ей глаза.
Это выглядело как-то неправильно. Перевёрнуто. Обычно родители заботятся о детях, но сейчас мать и дочь будто поменялись местами.
Тимур даже представить не мог, чего стоила Ксюше эта собранность. Казалось, она усилием воли спрятала все эмоции в глубине души, за толстой бронёй. Но в этот раз на броне не было шипов. Ксюша не стремилась уколоть окружающих, лишь пыталась защитить себя — и мать.
Тимур резко почувствовал себя лишним и поторопился отойти в сторону, но стоило ему отпустить руку Фриды, как она упала на колени и разрыдалась в полный голос.
— Ну тише, тише, — пробормотала Ксюша и осторожно погладила её по голове. — Платье испачкаешь.
— Наплевать. На всё наплевать. На всех. Кроме тебя.
— Не надо плевать на всех. Вокруг много хороших людей. Вот Стас твой, например. Или Тимур Игоревич. Или даже эта злючка Диана. Они тебя любят и хотят, чтобы ты была счастлива, а ты тут слёзы льёшь из-за какой-то ерунды.
Тимур не понял, как затесался между Стасом и Дианой, хотя не был толком знаком с Фридой ни в прошлой, ни в новой её жизни, но уточнять не рискнул, потому что она как раз подняла голову и неожиданно чётко сказала: