Особенная
Шрифт:
Мистер Чарли приходил ежедневно к шести часам и после обеда усаживался с Рен за партию шахмат, храня свое обычное величественное спокойствие. Жених и невеста никогда не говорили о своих чувствах друг другу, да и вообще мало говорили о чем-нибудь, кроме спорта.
— Очень удачное супружество! Они так чудесно подходят один к другому, — следя глазами за прямыми, длинными фигурами, чуть склоненными над шахматной доской, говорил со смехом Анатолий.
Лика по-прежнему ездила в приют, часто встречала там князя, и с каждой новой встречей все больше и больше привыкала к этому прекрасному и достойному
Князь Гарин по-прежнему был изысканно почтителен и предупредителен с нею и с каждым разом все больше приходил к убеждению, что лучшей жены, нежели Лика, ему не найти. Лишь бы молодая девушка согласилась осчастливить его самого и будущность маленькой Ханы.
Свадьба Рен должна была состояться в середине ноября, а к Рождеству молодая чета стремилась уехать в Финляндию, где у барона было большое поместье, которое он важно называл своим замком, хотя на замок оно и не походило ничуть.
Мария Александровна, несмотря на ярое сопротивление будущих молодых, решила все-таки отпраздновать свадьбу Рен с возможною пышностью. Она радовалась предстоящему торжеству и тому, что холодная, эгоистичная, всем недовольная Рен нашла наконец себе партию, да еще такую хорошую партию, по мнению матери.
«Хоть бы и Лике впору, несмотря на то, что она умница, красавица и воплощенная доброта!» — мысленно рассуждала Марья Александровна, вглядываясь в лицо младшей дочери и мечтая теперь о еще более прекрасном жребии судьбы для Лики.
«Все эти питомники, благотворительность, вся эта возня с чужими ребятишками, как это должно изводить бедную дъвочку! — тревожно рассуждала госпожа Карская, — она даже похудела заметно. Немудрено. Только и заботы о том, что здоровы ли, сыты ли, веселы ли ее питомцы!»
А молодая девушка, которою были сейчас полны мысли ее матери, тщательно занятая в это время рассматриванием подвенечного платья сестры, быстро повернула голову в сторону Марьи Александровны, увидела ее озабоченный любящий взгляд и низко опустила над каким-то затейливым кружевным воланом свою золотистую головку.
— Дитя мое, Лика! Что с тобой? — Сердце Марии Александровны невольно сжалось при виде осунувшегося личика дочери. Она давно не говорила так ласково, так просто и сердечно с Ликой. Сердце и инстинкт матери разом заглушили ее прежнее недовольство молодой девушкой. — Моя девочка, что с тобою?
Что-то родное, давно утраченное и вновь приобретенное послышалось Лике в звуках материнского голоса. Через минуту она уже очутилась в объятиях Марии Александровны, вся дрожала, билась как подстреленная птичка на ее груди и, плача и смеясь в одно и то же время, шептала:
— Мама! Мама! Дорогая моя! Вы — моя, вы вернулись ко мне! Я знала, о, мама! Как я счастлива снова!
— Дитя мое, скажи, чем ты несчастна? — размягченная, взволнованная и испуганная спрашивала дочь Мария Александровна.
— О, как я страдала без вас, без вашей ласки все это время, мама, моя родная! — чуть слышно вырвалось у Лики. — Я ведь чувствовала свою вину перед вами и… и…
Мария Александровна обняла и расцеловала Лику…
— Все забыто! Все забыто и прощено… Ведь я сама так горячо люблю мою «особенную» маленькую девочку! — шептала она, сама едва удерживаясь от рыданий.
— Слезы? В самый день моей
— Дайте ей лавровишневых капель, она успокоится! — коротко бросила она мисс Пинч, как тень следовавшей за нею всюду. — Ехать в церковь с красными глазами нельзя… Советую тебе прийти в себя и успокоиться хорошенько, — закончила она своим обычным ледяным тоном.
— В самом деле, девочка моя! Постараемся успокоиться обе! — шептал на ухо плачущей девушки нужный и взволнованный материнский голос.
Но Лика уже овладела собою. Счастливая, успокоенная и обрадованная внезапной материнской лаской, она, крепко поцеловав мать, вбежала в свой розовый будуар, где все говорило ей о нежных заботах той же милой мамы, и в этой розовой комнатке дала полную волю своему радостному порыву. Ах, как она снова счастлива сегодня! ее дорогая мама снова горячо приласкала ее! Она ее простила вполне и больше не будет сердиться на нее, Лику. И Лика впервые с восторгом взглянула на нарядное розовое платье, тщательно разложенное на маленьком канапе, которому до сих пор не уделяла никакого внимания. Она наденет сейчас это розовое платье, этот венок розовых маргариток, приготовленных для нее тою же баловницей мамой, и без тени недавних тревог поедет на венчание сестры.
— Феша! — крикнула Лика тем радостным голосом, которого не слышно было за последнее время в огромной квартире Карских, — дайте мне скорей одеваться, Феша!
И, весело напевая, принялась за свой туалет. Расторопная Феша ловкими руками поспешила нарядить свою «любимую» барышню, как называла в глубине души молодая горничная Лику в отличие ее от нелюбимой Рен.
Она отлично понимала всю разницу между обеими сестрами. От Лики Феша не слыхала ни одного резкого слова, тогда как сестра последней всегда презрительно и свысока обращалась с ней.
Через полчаса младшая Горная, уже вполне готовая, вышла в гостиную со счастливым лицом, с сияющими, хотя и заплаканными глазами. Надо было ехать в церковь. Она быстро подбежала к матери, прижалась к ней на минуту и прошептала глубоким, прочувственным тоном:
— Мамочка! Милая, родная! Так вы все-таки любите свою Лику?
— Глупышка маленькая! И ты смеешь еще сомневаться в этом?
И притянув к себе дочь, Мария Александровна еще раз горячо поцеловала ее в знак полного своего прощения.
XV
Как и в обычное, обыденное время, так же и сейчас, во все время венчания, Рен была невозмутимо спокойна по своему обыкновению.
Бросая вокруг себя гордые, самодовольные взгляды, она высоко поднимала свою чопорную голову, гордясь, казалось, перед сверстницами выпавшим на ее долю счастьем.
И мистер Чарли не уступал в этом своей невесте. Он был вполне доволен ею и самим собой.
— Поздравляю тебя от души, сестра, — обратилась к новобрачной с искренним сердечным порывом Лика, когда, по окончании обряда, Чарли и Рен остались на амвоне, чтобы принять поздравления приглашенных. — Я надеюсь, ты будешь счастлива вполне!