Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке
Шрифт:
— Да, похоже.
— Точно-точно! Оно же не могло просто так там по полу ползать. Это было его кольцо… Оно потеряло его…
— Оно? О чем ты говоришь? — Анри вскинул брови в удивлении, не верил.
— Ну да, оно, привидение! Честное слово! — для убедительности я даже прижала руки к груди. — Белое такое, скрюченное…
— Ты на привидение упала?
— Нет, я упала на пол. А оно уже там было.
— Так. Начнем сначала. Кто упал, кто уже там валялся… Зачем ты напала на привидение?
Охотник насмехался надо мной. А я насупилась
— Не веришь, ну и не надо. А я точно тебе говорю: оно водило свечой и всматривалось в пол. Видимо, искало его. Я зацепилась ногой за выступающий камень и упала. Оно само испугалось и пискнуло. Оно, наверное, больное привидение… Ты видел когда-нибудь больных призраков?
— Та-а-ак, уже интересно…
Он посерьезнел, развернулся и направился обратно, в замок, оставив меня в сгустившихся тенях и ночных шорохах. Край полной луны надкусила лохматая туча, незаметно подкравшись из-за гор.
— Эй, ты куда? — кинулась я за ним. — А я?
— Ну, пошли вместе.
— Не-е-ет, там страшно.
— Ну, оставайся…
— Как — оставайся?
— Очень просто: сиди и жди меня.
— Возвращайся скорее… — попросила я, слабо веря, что дождусь в здравом уме и твердой памяти возвращение охотника.
Он пожал плечами и скрылся в дверном проеме. Я присела на камушек и обняла колени, чутко прислушиваясь к шепоту травинок. Над головой в нише чердачной отдушины завозилось что-то большое, крылатое…
Я догнала охотника в три прыжка и уцепилась за руку. Он только устало вздохнул. Ну и пусть считает меня глупой трусихой… Ему хорошо, он с привидениями привык иметь дело. А я? Да на моем месте любая женщина визжала бы резаным поросенком, доведись ей испытать такое!
Мы вернулись в тупик по лабиринту коридоров через рыцарский зал. Не могу сказать, чтобы путешествие далось мне легко. Скорее наоборот, к конце пути я чувствовала себя выжатым лимоном. А последние метры преодолела, еле волоча ноги. Сердце колотилось в грудной клетке, не хватало воздуха, а по спине катились капли холодного пота. Не было у меня никакого желания еще раз столкнуться нос к носу с привидением.
Из темноты таращились фантомные лошадиные морды. Господи, когда же наступит рассвет?! Я была готова уступить Грюнштайн бывшему владельцу за полцены.
В забытом ответвлении коридора было пусто. На одной стене болтались обрывки истлевшего гобелена, из другой торчало ржавое кольцо для факела. Анри водил лампой над самым полом, пристально вглядываясь в каменные плиты. Осколки стекол от очков вспыхивали бриллиантами, отражая свет. Лежала раздавленная пластмассовая оправа. Ржавые прутья решетки прикрывали небольшую отдушину, из которой тянуло сыростью и тленом. Больше ничего интересного не было.
— Ага, — сказал следопыт и ковырнул ногтем камень.
Я склонилась, разглядывая белую стеариновую кляксу, чистенькую и новенькую. Мы обменялись с охотником понимающим взглядом. Не знаю, как он, а я окончательно удостоверилась, что привидения —
— Господи, когда же наступит рассвет?
— Через пять часов сорок пять минут, — ответил Анри, взглянув на часы.
Пять часов, сорок пять минут! Нет, мне столько не протянуть…
Я опустилась на пол, свернулась клубочком, положив под щеку сложенные ладошки, и прикрыла глаза. Прощай, Грюнштайн, прощайте, Багамы, синий океан и мачо с гитарой. Я никогда не увижу своей мечты, умру здесь, а этом затхлом тупике, превращусь в призрак и буду пугать заблудившихся путников. Вместе с Белым Всадником мы будет гонять с озорным посвистом на белом коне по гулким коридорам, высекая на поворотах искры из камней. Прощай, белый свет, прощай, бесстрашный охотник за призраками. Возможно, когда-нибудь я и позволю поймать себя в ловушку, заманить в объятия и околдовать, а пока — прощай… Вот и свет уже стал меркнуть, обещая плавный переход в небытие. Желтое пламя керосиновой лампы подернулось красно-синими разводами, грозя оставить нас в полной тьме.
— Ольга, не спи, — позвал охотник. — Керосин кончается, а нам еще до библиотеки добраться надо.
Я не откликнулась, пребывая уже в потустороннем мире, где свет и тени поменялись местами.
— Ольга, твой призрак был живой. Поверь мне, старому охотнику, привидениям не нужен свет.
— Как — живой?! Что значит — живой?! — я представила себе восставшего Франкенштейна и содрогнулась.
Но он не ответил, а заставил подняться и потащил за собой во тьму замка.
— Скорее, скорее, там должен быть запас свечей.
Мы мчались, обгоняя лунный свет, мимо фамильных портретов, гобеленов и мутных зеркал. Хлипкий огонек вспыхнул в лампе чахоточным румянцем и умер, но мы уже были на пороге библиотеки. Я моментально ослепла. Анри чиркнул спичкой, и мы благополучно добрались до массивного подсвечника, который громоздился на столе. Пять живых лепестков украсили оплывшие свечи в рожках шандала. Охотник усадил меня почти насильно в жесткое кресло, а сам распахнул узкую створку окна, пристроился рядом и закурил. Он курил и молчал. Я ерзала на деревянном сиденье, прислушивалась к шорохам замка и томилась от его молчания. Что-то в нем было сердитое, неприязненное. Мне было плохо видно его в полумраке, будто и он уже превратился в фантом.
— Ольга, расскажи, как ты попала в Грюнштайн, — Анри спросил, не оборачиваясь, но я услышала в его голосе враждебные нотки. Что я такого сделала? В чем он меня подозревал?
— По тропинке, мимо дощатой станционной будки… — начала я чистосердечное признание.
— Нет, с самого начала. Как ты оказалась в Швейцарии, почему решила приехать в Грюнштайн? Давай-ка, подробно, — не добродушный охотник за призраками, а суровый полицейский допрашивал меня в полутемной комнате старинного замка.