Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке

Антонова Александра

Анри дернул плечом, двинул рукой и попытался сесть.

— Анри, — вздохнула я и разразилась слезами, уткнувшись носом в воротник его рубашки.

— Ольга, — сказал он. — Ты почему здесь?

— Не знаю, — честно ответила я, а мне и знать-то не хотелось. А только хотелось быть все время здесь, рядом.

— А где мы?

— Не знаю.

— О-о-о… — застонал он, нащупав мою руку и приложил ладонью к собственному лбу. Под ладонью набухала и пульсировала здоровенная шишка. — Ольга, кто меня так?

— Белый Всадник, — ответила я, подумала и добавила не столь уверенно:

— Или его

конь…

Анри хмыкнул и затих. Я уткнулась носом в воротник его рубашки и замерла в тихой истоме. Не знаю, сколько мы так просидели, миг или два, но только он шевельнул плечом, заставив меня приподнять голову, и спросил:

— Ольга, зачем ты вернулась? — и голос у него был такой шершавый, неприязненный.

— Затем, что наступил рассвет. А еще за тем, что стрел было две: одна в гобелене, другая — в кабане. Вторая стрела — лишняя.

— Лишняя?

— Ну да! В легенде — только одна стрела, а в жизни — две. Вторая — лишняя, — упрямо повторила я. — Стрелял кто-то живой, из плоти и крови. Он хотел убить тебя, потому что ты знаешь что-то очень важное о смерти Оливии. Расскажи, как умерла Оливия?

— Я говорил уже: она умерла от укуса ядовитой змеи, медноголовки. Экспертиза подтвердила. Это был несчастный случай…

— Ты знал Оливию?

— Знал.

— Ты любил ее? — я с трудом выдавила из себя слова, они никак не хотели произноситься.

— Да… Когда-то я любил ее…

— Ты спал с ней?

— Да… Я спал с ней…

— Ты знал ее мужа?

— Да… — он ответил не сразу, наверное, прикидывал, стоило ли признаваться в грехе прелюбодеяния. Признался. Ну что ж, и на том — спасибо. За откровенность.

Мне расхотелось разгадывать тайну смерти Оливии. Мне стало скучно и холодно, спина и ноги затекли. Надо было выбираться из этого мрачного замка. На земле уже, должно быть, яркий солнечный день, там птички поют, ветерок играет, зеленая травка… А здесь — тьма и тишина, печаль и безвременье. Здесь стынут чувства и замерзает душа, здесь смерть и забвение.

— Ольга, как ты попала в потайной ход?

Я вздрогнула.

— Какой потайной ход?

— Вот в этот, где мы сейчас с тобой сидим.

— А выход из него есть?

— Есть.

Я немного успокоилась.

— Тогда пошли отсюда. У меня ноги замерзли.

Он сильно сжал кисть руки, не давая мне подняться.

— Ты не ответила, как попала сюда.

— Не знаю. В темноте ничего не было видно. Я нащупала дверцу с изогнутой ручкой. Она открылась. Я вошла в коридор. Вдалеке мерцал свет, и я пошла к нему. Думала, там библиотека. Но он потом пропал. Вот. Так и попала.

— Где был свет?

— Впереди. Он держал свечу и куда-то шел.

— Кто держал свечу?

— Шут.

Рука на моем запястье дернулась, будто сыщика пробрала дрожь. Анри долго молчал. А когда я шевельнулась, высвобождаясь, спросил:

— Ты видела его?

— Шута? Да. Такой маленький, кривоногий, в рогатом колпаке.

— Папаша Бонифаций? — тут же последовал другой вопрос.

— Что — папаша Бонифаций? Он же ночью ушел… — фраза вылетела воробьем и превратилась в увесистый булыжник. Я зажмурилась, и булыжник булькнул в черный омут неприязненной тишины.

— Когда он ушел? — пальцы сыщика сдавили руку стальными наручниками.

— Ночью

он ушел, когда я заблудилась и ночевала в расселине на охапке прошлогодней соломы. Он шел мимо с фонариком. Я узнала его по голосу.

— С кем он говорил?

Анри спросил быстро, и я ответила также не задумываясь:

— С Блумом… Ой!

— Откуда ты знаешь Блума?

Тут уж я призвала на помощь все свою смекалку:

— Он был вместе с папашей Бонифацием. Мы познакомились у кассы в Сент-Галлене. Там все говорили на рето-романском, и я ничего…

— Знаю, знаю… — оборвал меня Анри, и я замолчала, воспряв духом: тайну знакомства с юридической конторой «Варкоч и сын» удалось сохранить. — О чем они говорили?

— О погоде. — Я дала себе слово не болтать лишнего.

— Что — о погоде?

— Ну, что пошел дождь, а идти еще далеко.

— Что еще?

— Все. Они прошли мимо.

— Почему ты не попросила их о помощи, если заблудилась?

— Мне показалось, что это сон… Они так быстро прошли мимо… — Мне и сейчас все путешествие в Швейцарию казалось кошмарным сном.

— Почему ты не сказала сразу, что знаешь Блума?

Я задумалась, но ничего дельного на ум не приходило. Пришлось многозначительно пожать плечами:

— Тебе не понять…

— Ну что, что в нем такого, что женщины виснут на нем?! — в его голосе звучала боль.

Анри, видимо, все еще не мог простить Оливии, что она предпочла ему Блума. Мне тоже было не понять, что такого в компаньоне Варкоча нашли сначала Оливия, а затем мадам Грюнштайн? А как быстро Блум забыл несчастную Оливию? Не прошло и трех месяцев со дня ее смерти, а он уже совокуплялся с Беллой на письменном столе! С женщиной, которая годилась ему в матери! Какой безнравственный молодой человек! Я разделяла негодование отвергнутого любовника. Отвергнутого любовника! Как же я сразу не догадалась, что это Анри убил Оливию. Из ревности.

Да, точно, так все и было: Оливия изменяла мужу направо и налево. Но тот относился к этому снисходительно (может быть, он был «голубым», этот последний представитель вырождающегося аристократического рода?). Сначала она спала с Анри, и тот любил ее беззаветно. Но Оливия не собиралась расставаться с богатым супругом. Ее устраивала игра чувствами, ей нравилось сидеть возле себя возлюбленного и преданного мужчину (тут я возненавидела Оливию всей душой). Анри же не желал продолжать двусмысленную связь и настаивал на разводе, ревновал и преследовал ее. Оливии это быстро наскучило, и она отвергла его любовь, предпочтя необременительные отношения с послушным и недалеким Блумом. А тут как раз «голубой» муж согласился на развод. И тогда Анри решил вернуть любовь. Он пригласил Оливию в Грюнштайн, в место уединенное и безлюдное. Она согласилась приехать, но для безопасности попросила бывшего мужа составить ей компанию. Муж задержался из-за проколотого колеса. В Грюнштайне встретились двое: Оливия и Анри. Он уговаривал ее вернуться, молил, настаивал, требовал. Она смеялась ему в лицо. Тогда Анри заметил среди обломков мирно спящую змею. Решение пришло молниеносно. Он схватил жестокую возлюбленную в охапку и поднес ее руку к змее. Оливия умерла почти мгновенно. Когда приехал ее бывший муж, тело уже закоченело.