Особенности укрощения небожителей

Лебедева Ива

Вот уж воистину жалкий конец для такого древнего существа. Правда, в тот момент мне было все равно. Я сидел на земле и монотонно выл в пустое небо, баюкая на коленях окровавленное тело. Чувствуя, как последние капельки ее жизни утекают у меня между пальцев.

Люди. Они непредсказуемы. Слабые и смертные, подверженные болезням, страстям и слабостям. Иногда они вдруг совершают такое, что не под силу даже богам. Как, почему? Никто не знает. Наверное, поэтому боги и демоны не могут… просто не знают, как беречь от них свои могущественные, но уязвимые души. Как можно оставить их закрытыми для этих непостижимых

существ? Впустишь один раз в сердце — и ты пропал. Совсем пропал. Потерялся в счастье или в невыносимой боли, если… нет. Когда. Когда вдруг теряешь это хрупкое, непонятное. То, без чего невозможно жить дальше. Как тогда существовать бессмертным? Остается просто уходить вслед за ними.

— А-Инь. А-Инь, отпусти! — Голос отца доносился как сквозь стену. — Отпусти, если хочешь, чтобы она выжила, слышишь?!

Тяжелая пощечина обожгла щеку, и только тогда я разжал намертво сцепленные вокруг Жени руки. И едва не умер сам, когда она исчезла из моих объятий.

А дальше… А дальше было вязкое марево ожидания. Я не знаю, сколько времени прошло. Помню только, что изредка всплывал на поверхность бытия и, замечая рядом перебинтованную с ног до головы Женю, уплывал в бездну снов обратно. Там было неплохо. Мы жили в зоопарке, управляли этим маленьким, но таким родным мирком. Кажется, в тех грезах у нас даже были дети. Так хорошо.

Но потом сны кончились, и реальность встретила меня новой болью.

Женя выжила. Она выжила, и только за это я готов носить на руках всех лис и небожителей всю оставшуюся вечность.

Но…

В небольшой темной комнате раздался надсадный кашель, и я нехотя снова принял у Яна стакан с водой. Еще одна вспышка воспоминаний озарила сознание, снова заставляя меня пережить худшие моменты.

— Не надо, А-Инь. — Голос тетки Янли звучал глухо и болезненно. — Ты должен ждать. Просто ждать. Если блок на ее памяти исчезнет, она вспомнит все сама. Если попытаться снять его насильно… ты знаешь, что произойдет.

— Сколько ждать?!

— Не знаю, родной. Может, она вспомнит через год, через два. Через десять лет.

— Или через сто. — Я скривил губы и отвернулся. — Или никогда.

— Или никогда, — повторила лиса. — Мне очень жаль. Ее родителям и друзьям мы хотели подправить память, но не смогли. Слишком много пришлось бы стирать, это опасно. Пришлось рассказать все как есть. Они будут беречь девочку и ничего ей не расскажут. А ты… тебе нельзя даже приближаться к ней. Как и всем нам. Одно наше присутствие действует на блок странным образом. Все, что может напомнить ей о мире небожителей, сейчас смертельно опасно. Ты же помнишь, с каким трудом мы сняли с вас троих связь поводков и чего нам это стоило — чуть было не потеряли девочку.

— Откуда он вообще взялся, этот блок?! — Я в отчаянии сжал пальцами виски.

— Я не уверена. Но похоже, девочка пропустила сквозь себя столько хаоса и одновременно божественных энергий, что у нее развилось что-то вроде аллергии. И душа закрылась, чтобы спастись от разрушения. Спряталась за этот блок, понимаешь?

— А я состою из хаоса, на который у нее и есть эта… аллергия. И если я останусь рядом…

— Ты и сам все понимаешь. Мы очень долго не могли понять, почему она не приходит в себя. И только когда она оказалась

в человеческой клинике, далеко от всех нас…

Глава 54

Я снова переключил свое внимание на видео. Женя с улыбкой указывала куда-то на горизонт и радовалась пошловатым визгам местных дельфинов. И что люди находят в этих жестоких извращенцах? Почему у нее они вызывают такие яркие и счастливые эмоции? Я бы тоже очень хотел находиться рядом и быть причиной этих ямочек на твоих щеках.

Вдруг подумалось: а ведь мой облик косатки практически не несет в себе хаоса. Если постараться, то можно загнать свою демоническую сущность так глубоко, что вообще почти не останется никаких божественных энергий. Косатка — кровь от крови рода моей матери, рода ледяных оборотней. У них изначально другая основа, они даже в бездне были чужаками. А что, если…

Я нервно покосился на кашеварящего что-то у плиты низверженного небожителя и задумчиво сглотнул. Я ведь только краем глаза. Поплаваю в сторонке, посмотрю издалека. Если проявятся какие-то признаки аллергии, сразу уплыву!

— Что задумал, изверг? — Вот как он это делает?! Мысли читает?

— Ничего!

— Оно и видно. Признавайся, несчастье, вдруг что дельное посоветую.

Ян отложил нож, которым резал зелень, аккуратно снял фартук с Микки Маусом. Я сглотнул — фартук был Женин, она оставила его тут…

— На себя посмотри, прежде чем меня несчастьем звать, — буркнул привычно. — Ей нравятся дельфины.

— Хм? Ты что, к ним ревнуешь? — удивился белк.

Я вдруг обратил внимание, что Ян-Ян как-то устало облокотился на кухонный стол. И круги у него под глазами — Женины панды позавидуют. Мне кажется или так погано он не выглядел даже тогда, когда сидел в миниатюрной клетке в человеческом обличье? Да-да, именно в те несчастные несколько часов в месяц.

— Ах вот чего… хм. Это имеет смысл, — после длинной паузы заметил Ян, окончательно отложил готовку, выключил плиту и подошел. Сел возле меня. — Насколько хорошо ты сможешь убрать хаос из ауры ледяной косатки?

— Ты когда в последний раз спал? — невпопад спросил я. Потом встряхнулся: — Могу вообще в обычного зверя превратиться. Правда, это сильно ударит по моим умственным способностям. Стану таким же, как тогда, после первого покушения. Скорее очень умной косаткой с проблесками сознания, чем демоном-оборотнем.

— А дальше? Ты мне мозги не канифоль. — И мы оба вздрогнули, потому что частенько вот так неосознанно повторяли Женины выражения и дергались одинаково. — Насколько я помню, а помню я много… так вот, насколько я помню, оставаться в таком виде без якоря, который вовремя вернет тебе сознание, очень опасно. Можешь остаться зверем навсегда.

— Ну якорь-то вот он. — Я нежно провел пальцем по экрану ноутбука, где в который раз повторялся последний выпуск.

— Якорь должен знать, что делает! — Наглый белк потянулся и влепил мне самый настоящий подзатыльник. Я б убил! Если бы он сделал это раньше. А теперь… тьфу. — Не кривись мне тут! И подумай лучше о том, что эта егоза, даже если ей очень понравится умная косатка, все равно не станет сидеть на берегу моря всю жизнь. Она уедет дальше, а ты останешься придурочным зверем.

— Я поплыву за ней! Море, оно… большое! — не сдавался я.