Особенные. Элька-4
Шрифт:
— Странная просьба, я думал, ты попросишь сделать ее счастливой.
— Это само собой, но я прошу именно о защите. Пока этот Безликий псих на свободе, пока он жив, она будет в опасности.
— Почему ты думаешь, что он жив? — обманчиво спокойно спросил он. Эта обманчивость меня и подвела, и я ляпнула, не подумав о последствиях:
— Потому что несколько недель назад он прислал мне цветы.
— Что???
Он резко крутанул руль, да так, что я чуть повторно не повстречалась лбом с панелью машины.
— Эй?!
— Рассказывай, —
— О чем? — решила уйти в несознанку я, и даже снова стенку поставила, мало ли что. Только ему моя стенка без надобности оказалась, он похлеще Евы умеет и стенки обходить, и ответы выпытывать. И глазищи у него при этом становятся жуткие и черные, в них тьма плещется, не та, родная, что окружает меня, а другая, жестокая и холодная тьма, которая может в голову забраться и заставить говорить даже о том, о чем нужно помалкивать.
Например, о предсказании и его жутких последствиях. Даааа., поторопилась я как-то расставаться с браслетом.
После того, как я рассказала ему всю подноготную, он, наконец, отстал, снова завел мотор и поехал, неотрывно смотря на дорогу. При этом его пальцы, еще недавно сжимавшие мою голову в тисках, то сжимались, то разжимались, выдавая глубокую внутреннюю борьбу. А я молчала, как рыба. Хватит, наговорилась уже, хотя нет, одну фразу я должна была сказать:
— Только Еве не говорите, она перепугается, может вмешаться, вдруг события ускорятся.
— Кто еще об этом знает?
— Я, Олеф Влацек, ее жених — Омар, моя подруга — Катерина Ильм и Крыс, — уже без всякого давления ответила я. Да, а чего скрывать-то уже кота, выпрыгнувшего из мешка.
— Крыс?
— Мой хранитель.
— Понятно.
Дальше он опять замолчал. Пришлось снова спросить:
— Так вы не скажете?
— По идее должен, но ты права, такого рода вмешательство может ускорить события.
— То, что я вам рассказала, уже может все ускорить.
— Постараемся этого не допустить.
— У вас есть план?
Он не ответил, но очень выразительно на меня посмотрел. Так что, слов не понадобилось.
— Эти каратели могли быть от J.?
— Скорее всего. Теперь я понимаю, почему ты хотела, чтобы я ее защитил. И ты права, он не успокоится. Думаю, он изначально догадывался, что тогда она солгала, и род Савойи был уничтожен не случайно. Все это не случайно.
Я ошибался. Это вовсе не месть, это продуманный план, и ему было удобно, чтобы так все и осталось. Чтобы Ева оставалась в тюрьме, а ты.
— Вы думаете, он знал, кто я с самого начала?
— Нет. Тогда все произошло бы раньше. Но, думаю, он догадывался, что ты жива, возможно, он все эти годы пытался тебя найти.
— И послал вампира на мои поиски.
— Он знал, что ты в России, возможно и о городе догадывался, но почему-то не мог приехать сам, или не имел возможности… скорее всего тебя скрывала сущность человека. Вампир же запустил инициацию, и тогда он начал действовать. Только не
— Чтобы расшатать его. Сделать слабым.
— Зачем?
На этот вопрос у меня ответа не было. Да и на раздумья времени не осталось. Мы к дому подъехали.
У ворот нас ждала она, Ева, живая и невредимая. Завидев нас, она бросилась к машине, и только когда обняла, немного расслабилась. Беглый осмотр моего состояния ее не удовлетворил, а в глазах загорелся тот же недобрый темный вихрь, который я недавно видела у Рейнера, но тут же погас, едва она поняла, что испугала меня.
— Позже поговорим, — бросила она мужчине, даже не взглянув на него, и приобняв, повела меня к дому.
— Зачем ты так с ним? Он.
Я даже не успела свою мысль до конца оформить, а Ева уже перебила.
— Я не разрешала ему лезть к тебе в голову.
Она тут же поправилась и нежно улыбнулась, но я поняла теперь, почему Рейнеру нужен союзник. Думаю, десять лет полного подчинения мужчине и восемнадцать лет в тюрьме после этого, сделали свое дело. Трудно поверить кому-то, когда тебя так ранили. Уж мне ли не знать? И все же.
— Ты же в мою голову залезла, и разрешения не понадобилось.
Да, мне обидно. Я понимаю, что она хотела меня спасти, а добровольно я бы не ушла, но все равно обидно. Она не имела никакого права так поступать. Никакого.
— Это была вынужденная мера… — начала оправдываться она, но теперь уже я ее перебила.
— Не делай так больше.
— Не буду, — покорно согласилась она и робко спросила: — Ты очень сердишься?
— Очень, — ответила я, больше не чувствуя ничего подобного. Когда на тебя так нежно и любяще смотрят, все обиды куда-то испаряются. Единственное, что я чувствовала сейчас — усталость и дикое желание смыть с себя весь ужас пережитого, а еще меня волновал один вопрос, который я и поспешила озвучить:
— А бабушка где?
Неужели она не в курсе всего, что с нами случилось?
— Дома. Развлекает своего профессора. Мы не стали афишировать при нем произошедшее.
— Точно, профессор. Она же за ним отправилась, — вспомнила я.
— Да, боюсь, тебе придется с ним увидеться.
— Сейчас?
— Увы, но сначала ты переоденешься, и умоешься. И еще эта рана на лбу. Она коснулась моего пореза и, с сожалением, опустила руку. Темные не могут лечить, за редким исключением.
— Обещаю, что это ненадолго.
— Это так необходимо? Неужели нельзя перенести?
— Алевтине Георгиевне стоило больших трудов убедить его приехать познакомиться с тобой. Другого шанса может и не быть.
Я обреченно вздохнула. Как по мне, то я и вовсе бы не стала с ним знакомиться. Мало мне проблем, так еще и какой-то бабушкин профессор на горизонте замаячил. Вот только, бабушка, действительно, за капризы меня по головке не погладит.
— Ладно. Но пока я буду наряжаться для этого типа, ты мне все расскажешь.