Особенные. Элька
Шрифт:
— Вряд ли это удастся. Моя сестра в опасности. Ее преследует один парень.
Я хотела рассказать, но Василий Петрович меня перебил:
— Ты не понимаешь. Ты можешь сместить баланс. Одним своим существованием ты можешь разрушить все. И это вдвойне опасно. Для каждого клана ты — источник невероятного могущества, для светлых же, для инквизиции ты — угроза. Если они поймут, что ты не просто искра, что ты истинная.
— Они что? Что?
— Они могут решить, что твое существование слишком опасно для мира. Даже то, что я знаю, делает меня соучастником всего этого. И только ради нее я не бегу в ближайшее отделение инквизиции. Только ради нее.
Меня колотило.
Домой идти не хотелось. Но и оставаться одной было страшно. Я позвонила Егору. Просто попросила приехать за мной. И, когда он приехал, немного успокоилась. С ним я ничего не боюсь, с ним я чувствую себя собой. И мои обиды как-то отошли на второй план сейчас. Хорошо, что он не стал ругать. Просто позволил себя обнять, почувствовать его силу, его спокойствие, впустить его в себя. Я и сама немного успокоилась.
— Что-то случилось? — спросил он, пытаясь отстраниться, но я не дала. Вцепилась в него, как клещ.
— Ничего. Я просто скучала.
— И поэтому не отвечала на мои звонки?
— Ты тоже не отвечал, — обиженно воскликнула я и, наконец, позволила усадить себя в машину.
— Немного на месть смахивает. Не находишь? — выгнул он бровь, а вот настроение его осталось для меня загадкой. Жаль, что я так и не могу понять его мысли, даже когда он так пристально смотрит на меня.
— Немного. Я не очень хочу об этом говорить. Отвези меня туда, где будем только мы и никого больше.
— Хорошо, — кивнул Егор и завел машину.
Глава 28
Немного о любви
Егор привез меня в совершенно особенное место. В центре города есть большой современный комплекс, чудо архитектурной фантазии. Это четырнадцатиэтажное здание имеет одну особенность, окна в нем идут от самого пола и до потолка, фактически весь фасад состоит из стекла. Сверхпрочного, сверхсовременного и абсолютно не прозрачного снаружи. Когда светит солнце, здание переливается всеми цветами радуги, и становится ярко голубым, как небо, а в грозу фиолетовым. Настоящее чудо. Но и внутри есть на что посмотреть. Здесь и торговые центры и комплекс развлечений, и несколько ресторанов, конференц-залы, офисы крупных компаний и много чего еще. Но самое интересное то, что наверху построили небольшую обсерваторию, с большим телескопом. Хозяин здания очень любит смотреть на звезды и туда не пускают даже ученых. Нас пустили. Но меня восхитил не телескоп, а вид, который открывался с высоты на город, на нашу речку, на купола церквей, их сотни в городе. И каждая по-своему прекрасна. А когда стемнело, город заискрился от миллионов огней, в фонарях на улице, в окнах домов, в неоновых рекламных вывесках, в фарах машин. Я даже представить не могу, насколько здесь будет прекрасно в Новый год, когда город украсят гирляндами и поставят елки.
— Нравится? — спросил Егор, подойдя сзади, он не обнял, а мне так хотелось. Просто стоять и смотреть на город и кипящую в нем жизнь, нескончаемые потоки машин.
— Очень. Как ты это сделал?
— Моя семья — основной инвестор владельца. Нам сложно отказать.
— Это точно, — хмыкнула я и повернулась к нему, — Я все испортила сегодня. Вас с Катей вызвали из-за меня?
— Ты здесь не при
Егор коснулся моего лица, ласкающим движением обвел контуры от глаз к подбородку.
— Я болею тобой, ты ведь знаешь? Ты настолько нужна мне, что страшно становится.
— Мне тоже. Страшно, — призналась я.
— Ты… ты.
Он не договорил, просто поцеловал. Я бы сказала страстно, но это слово совершенно не применимо к тому, что он делал. Это не было страстно, скорее потребность, что-то отчаянное может. Я потом анализировала все это, тысячи раз прокручивала в голове тот момент. И делала неправильные выводы. Так легче было. Но правда была в том, что я действительно была тогда для него всем. Смыслом существования. Тем, что он так отчаянно желает. Наваждением. А он — моим. И именно этот момент подвел нас к тому краю, в котором мы оказались. Мне кажется, что именно тогда моя, да и его судьба была решена. Я все думала, а как бы все сложилось, если бы я не пришла тогда в школу, если бы Ленка не напала на Катьку, если бы не это злосчастное столкновение с Козаром, если бы Сергей Эдуардович не заморозил время, если бы та блондинка не сказала те слова, изменилось бы что-нибудь? Тысячи «если», на которые мне хотелось ответить: «Да».
— Я хочу тебя.
Простое признание, от которого тоже страшно. Потому что это взрослые слова. И ответ тоже должен быть взрослым, вот только я к ответу этому еще не готова, и не уверена, что буду готова. Поэтому я почти вырвалась из того кокона, что он соорудил из своих рук, и отошла к противоположной стеклянной стене. Теперь нас разделяло пять шагов, которые мне хотелось и не хотелось одновременно, преодолеть.
— Напугал? — догадался он.
— Немного.
— Не надо. Я никогда не стану на тебя давить. И это еще одно обещание, которое я могу тебе дать.
— Еще одно? А первое какое?
— Что буду любить тебя. Долго. Очень долго. Всю жизнь, понимаешь?
Опять стихи, опять Рождественский. Он прекрасно знает, как меня купить, чем меня купить, что сказать. Он маг. Темный. Теперь я понимаю.
— А ты очень опасен, — не сказала, а факт констатировала, сделав легкий шажок навстречу.
— Ты даже не представляешь, насколько, — усмехнулся он.
— Ты зло.
— Несомненно.
— А я свет.
— Тоже верно.
— И мы вместе.
— Вместе.
— А сколько продлится это вместе?
— Столько, сколько захочешь.
Он меня поймал. Заставил смеяться от щекотки.
— А если я захочу всю жизнь?
— Значит, будет вся жизнь, — ответил он и снова поцеловал. Теперь не давил, не заставлял, был нежен, и все же чувствовалось то, что он сдерживает себя. Сдерживает то, что живет в нем. Желание.
— Тебе лучше? Ты была очень расстроена чем-то.
— С тобой мне всегда хорошо, — призналась я, — Хотелось бы мне когда-нибудь нарисовать все это.
— Это легко устроить.
Не сомневаюсь. Егор все может. Просто не каждый может это разглядеть, да и он сам иногда становится слепцом. Тогда я буду видеть за него.
— Ты так и не сказал, что для нас будет значить вся эта ситуация с инквизитором.
— Ничего, — пожал плечами Егор, — А вот то, что Ильм знает о нас, плохо.
Я не стала спорить. Особенно, после того, что узнала о себе.
— Почему Ильм? Она же вроде Илюхина.
— Это по-русски. Но ее род откуда-то из Прибалтики. Перебрались в начале революции. А при советской власти иностранцы не приветствовались, тем более с запада.