Особняк
Шрифт:
Девочку провели по заднему двору, потом через неприметную дверь в здание и по железной лестнице - в подвал. Это был не обычный подвал жилого дома. Вернее, раньше он, может быть, и был обычным подвалом, с вечно текущими трубами, скудным освещением и крысами. Но теперь стены здесь обшили вагонкой, развесили недорогие, но изящные плафоны, а закутки разгородили и навесили замки. Мягкие стулья б/у, которые стащили сюда, когда заменили старую офисную мебель на новую в стиле модерн, превратили помещение во вполне пригодное
Масок похитители не снимали, но бархатный мешок с головы Александры исчез. Ее усадили на стул. Слева холодильник, прямо стол. Ни наручников, ни цепей. Под ногами пушистый ковер.
– Сиди здесь тихо, как мышка-норушка. Продукты, вода в холодильнике, ведро у двери. Если будешь себя хорошо вести, сегодня же к вечеру обнимешь своих карликов.
Саша узнала голос старшего, который все время отдавал приказы. Потом, если будет надо, она сможет отличить его. У нее абсолютный слух. Йе зря отдали в музыкальную школу.
Саша открыла холодильник и достала бутылку минералки. Налила в пластиковый стакан и сделала глоток. Минералка была нестерпимо горькой, и только тут Саша поняла, что плачет. Когда плачешь, вода, даже сладкая, всегда кажется горькой.
Пока дети занимались музыкой, Антонина сходила в ближайший магазин за минералкой и вернулась. Она пила воду и ощущала ее горечь. Так бывает, если накануне переберешь.
После сольфеджио она забрала близняшек и повела их в Калачковекий. Вот и дом. Антонина оставила девочек во дворе у песочницы, поднялась к себе и прилегла. Ее тут же сморил тяжелый и нервный сон. Во сне она вздрагивала, как зверек, которому снится либо охота, либо опасность.
Разбудил ее долгий звонок в дверь. Она мельком взглянула в зеркало, одним движением пригладила жесткие, непокорные волосы и двинулась открывать, недоумевая, кто бы это мог быть... На пороге стоял Агеев.
– Где Александра?
– спросил он нетерпеливо.
– Ваши девочки во дворе, а Сашеньки нет.
– Как это?
– Вы ее во дворе оставили? Она всегда заходит домой.
– Учительница Сашина заболела. Урока не было. Саша попросилась домой, не сидеть же полтора часа и ждать моих. Здесь всего квартал. Должна быть дома.
– Говоря это, Антонина начала осознавать, что случилось, и занервничала.
– Огромное вам спасибо. Сергей так бы не поступил. Вы разве газет не читаете?! Кругом маньяки, убийцы, насильники...
– Вячеслав оглядел соседку с ног до головы, заметил растрепанную прическу и махнул рукой.
– Вот где она? Кто мне ответит?
– Не знаю, - растерялась жена Ватсона, и было непонятно: не знает она, где Саша или кто ответит...
Маленький человек в сильном волнении и горе скатился вниз на коротких ножках с быстротой, сильно удивившей Антонину. Она не представляла, что карлики могут так быстро бегать по ступенькам.
А
Ее ждали.
– Рассказывайте все по порядку, - распорядился Ребров.
– Она же всегда из школы домой. Ноты положить, нам показаться, бормотал маленький человек.
– Вез пятнадцати десять мы вышли...
– Без двадцати, - поправил Агеев.
– Это несущественно, - избрала неправильную тактику Антонина.
– Сейчас все существенно. Вы не заметили, кто-нибудь шел за вами? Может быть, ехал?
– Нет. Девочки шалили. Без трех минут мы были на месте, а в десять уборщица сказала, что Лидия Максимовна больна и урока у Сашеньки не будет. Саша не захотела ждать полтора часа, пока мои девочки занимаются, и я ее отпустила... Дура.
– Это уж точно.
– Сейчас не время для взаимных оскорблений, - пресек беспорядок, грозивший вылиться в скандал, начальник штаба.
– Скажите, Тоня, у музыкальной школы вы никого не заметили? Автомобиль?..
– Кажется... Да, там стоял автомобиль.
– Марка, цвет... Кто был в салоне и сколько?
– Не помню.
Антонина села на ступеньки и тихо заплакала.
– Может, Саша к подружке завернула? А что, дело молодое. Играют там с Барби, - натянуто улыбнулся Леха.
– Она уже невеста. Какие Барби?
– сказал Краузе.
Внезапно все осознали, что и с их детьми, внуками, с ними самими на улице может случиться что угодно. В вестибюле повисло тяжелое, гнетущее молчание.
И в тишине все вдруг услышали звонок, доносившийся из квартиры Краузе. Впопыхах старик не закрыл входную дверь. Сколько времени уже звонил телефон, никто не знал.
Краузе заторопился к себе. Соседи следом.
Семен Семенович снял трубку и долго слушал, потом резко произнес:
– Нет. Двадцать четыре.
Потом слушал две тяжелые для присутствующих минуты.
– Нет. Я сказал, двадцать четыре. И учтите, если...
На том конце раздались гудки.
"Что?" Никто не задал этого вопроса, но он осязаемо висел в воздухе.
– Это похищение, - нарушил тяжелое молчание Краузе.
Присутствующие ахнули. Кто-то еще надеялся, что все образуется. Не образовалось.
– Ты голос чей-нибудь узнал?
– спросил Ребров.
– Чей?
– Агитатора... Кулагина или второго, что про балконы узнавал?
– Говорят, не подпишете ордера, пеняйте на себя. В милицию обращаться не рекомендовали. Дали на размышление восемь часов, я выторговал двадцать четыре.