Особое задание
Шрифт:
— Ребята! Шнур срезан!
Партизаны хлынули обратно на насыпь, бросились к мосту, но никто не знал, что предпринять. Горящий кусок упал в реку. Поджигать снова остаток бикфордова шнура уже не было возможности. На противоположной стороне моста появились гитлеровцы. Вот-вот должен был подойти очередной эшелон. В отчаянии партизаны стали швырять в ящики с толом гранаты-лимонки, но одна угодила в ферму, другие пролетали между мостовыми балками и падали в реку… И вот в этот момент на мосту вновь появился Вася Чеботару. Он сбросил очки, фуражку, немецкий плащ и, крикнув: «Бегите, хлопцы, мэй! Я сам!»
Но радость партизан была омрачена: погиб Вася Чеботару, погиб, сознательно отдав свою жизнь.
На восстановление моста немцам понадобилось около года. Мешали партизаны. Тем временем изменилась обстановка, изменились и роли. Фронт приблизился настолько, что теперь уже немцам впору было подумать о взрыве моста перед отступлением своих частей. И они готовились к этому. Но не дремали и партизаны. Они успешно осуществили операцию, задуманную в самом начале борьбы за мост, но тогда неудавшуюся, и, захватив его, удержали до прихода Советской Армии в целости и неприкосновенности.
Дружба, спаянная кровью
«Achtung! Partisanen Kolpacow!» — такие таблички, наскоро написанные от руки, можно было увидеть в мартовские дни 1944 года на польских дорогах, ведущих к Раве-Русской, Холму, Люблину…
«Внимание! Партизаны Ковпака!» — этим же тревожным предупреждением пестрели приказы Главного командования вермахта, циркуляры гестапо и фельджандармерии, телефонограммы бургомистров и начальников частей так называемой службы безопасности или СД.
Уже больше месяца партизанская дивизия имени дважды Героя Советского Союза С. А. Ковпака громила фашистов на территории оккупированной ими Польши за сотни километров от линии фронта, поднимая народ на борьбу с гитлеровцами. На марше партизанская колонна растягивалась на шесть-семь километров. Пожары на фашистских фольварках, складах с боеприпасами и горючим были видны ночью за десятки километров, отмечая пройденный дивизией путь.
Встревоженное неожиданным появлением в этих местах партизан, гитлеровское командование в срочном порядке снимало свои части, находившиеся на отдыхе, разгружало эшелоны с войсками, следовавшими на Восточный фронт, чтобы быстрее расправиться с партизанами. Не раз, обнаружив дивизию с воздуха, гитлеровцы бомбили ее на марше, пытались навязать дневные бои, окружить и уничтожить. Однако, искусно маневрируя, партизаны всякий раз с боем прорывались из окружения и стремительно продолжали рейд.
Однажды после пятидесятикилометрового перехода, к рассвету, части дивизии расположились в близких одно от другого селах на кратковременный отдых. Дежурные роты заняли оборону, перекрыли дороги, ведущие к главным магистралям, а подступы к ним заминировали. Там, где предполагалось появление противника, были выставлены заставы, усиленные легкой артиллерией.
С наступлением дня всякое движение в расположении дивизии прекратилось, жизнь в селе, казалось, замерла. Только серовато-белый дымок струился из
В полковых санитарных частях не спали. Кипятили воду, стерилизовали шприцы и скальпели, нарезали бинты из грузового парашюта или из кусков домотканого холста. Тишину лишь изредка нарушал приглушенный стон раненых. Оперировали круглосуточно, ведь даже кратковременный отдых создавал «идеальную» обстановку, обычно операции делали чуть ли не на марше.
Стал располагаться на отдых и штаб полка. Войдя в просторную чистую комнату, старший лейтенант Томов, помощник начальника штаба полка по разведке, оглядел помещение. Хатой он остался доволен и тотчас же велел связным вносить имущество.
У большой крестьянской печи хлопотала пожилая полька — хозяйка дома. Обернувшись на шум, она добродушно спросила Томова:
— Пан бендзе у нас мешкать?
— Нет, хозяичка. Мешать мы вам не будем…
Полька сделала удивленное лицо, но промолчала. А когда связные стали вносить вещи, снова задала свой вопрос:
— Пан бендзе мешкать? Мешкать у нас?
— Что вы, мамаша, не беспокойтесь, не будем мы мешать, — наперебой спешили заверить хозяйку связные.
В это время с охапкой дров в руках в комнату вошел хозяин. Он о чем-то поговорил с женой и подошел к Томову.
— Пан мувил цо не бендзе мешкать, але юш мешкае… — учтиво проговорил он.
«Что за чертовщина! Придется, видно, перейти в другой дом, раз хозяева считают, что мы им мешаем…» — подумал Томов и хотел уже дать распоряжение подыскать для штаба другое помещение. Недоразумение разрешил полковой врач Зимма. Чех по национальности, он до войны долгое время жил в Польше и польский язык знал хорошо. Он-то и объяснил, что «мешкать» по-польски вовсе не означает «мешать».
— «Мешкать» — это жить, проживать… — сказал Зимма со смехом.
Обстановка сразу разрядилась. Пан Янек, так звали хозяина, оказался добродушным и словоохотливым. Он с готовностью объяснил, в каких направлениях от деревни расположены районные центры, какие там гарнизоны и что особенно старательно охраняется оккупантами. Все это было очень важно, тем более, что командование дивизии намеревалось задержаться в этих местах на два-три дня, так как после непрерывных боев партизаны очень нуждались в отдыхе.
Надо было дать передышку и коням. Длительные ночные переходы измотали их. К тому же почти все были раскованы. Правда, снег уже сошел, но по ночам, когда дивизия находилась в рейде, дорога подмерзала. Лошадей надо было ковать, и партизанские старшины собирали по селам кузнецов. К этому важному делу привлекли и пана Янека.
Во время обеда пан Янек неожиданно хлопнул себя по лбу:
— Старый дурень! Чуть не забыл! — и он рассказал, что по ту сторону шоссейной дороги Тарногруд-Замостье, в селе Щевня, одна польская семья укрывает раненого советского летчика. Более того, пан Янек сказал, что летчика будто бы привезли в тот дом… немцы!