Особые обстоятельства

Чеп Инна

Вито испарился. Димитрий обернулся к девушке.

— Вы знаете, почему ваш отец так жесток с вами?

Она не отвела взгляда, хотя ответ вряд ли дался ей легко. О таком не говорят в приличном обществе. И тем более не обсуждают это с незамужними юными аристократками.

— Возможно.

— Полагаю, вы всю жизнь были верной и послушной дочерью, пытаясь доказать обратное?

На кончиках ресниц появились слезы. Но девушка все так же упрямо смотрела ему в глаза. Не отворачиваясь.

— Мне

сложно ответить на этот вопрос. Нис Бель считает иначе.

Нис Бель. Вот как.

— Надеюсь, ваше благоразумие осталось сегодня при вас. Вы же знаете, что содействие преступнику карается высшей мерой наместного* судопроизводства?

Ему было интересно, что она скажет, что сделает, насколько простирается эта ее "любовь".

— Благодарю. Теперь знаю.

— Хорошо.

Он развернулся, собираясь уходить.

— Простите, могу я поискать одеяло? Я замёрзла. И, возможно, у вашего дежурного найдется немного кипятка?

Она действительно дрожала от холода. Просидеть половину ночи на улице у дверей каменного здания в одном домашнем платье и старой шали — занятие, не благоприятствующее сохранению здоровья.

— Конечно. К тому же вы вольны вернуться домой в любое удобное для вас время.

Вот теперь она вздрогнула. Он не видел этого, но ощутил каким-то неведомым чувством. Этим своим даром-проклятием.

— Благодарю, — раздалось из-за спины. Вежливо, спокойно, недрогнувшим голосом. А у нее есть самообладание.

Ну, хоть что-то у нее есть.

Димитрий попрощался и вышел.

Адреса было два. Хозяина аптеки и его помощницы. В доме аптекаря было пусто, видимо, он не особо часто сюда заходил. В маленьком домишке, где жила Рейфи, наоборот, все дышало недавно покинутым бытом. На столе стоял остывший суп, на сундуке валялось какое-то тряпье, в углу — фигурки из дерева, у входа прислонен к стене топор… Кажется, хозяева вышли на минуту на улицу и вот-вот вернутся. Но если присмотреться — слишком много беспорядка. Словно здесь собирали впопыхах вещи.

Не вернутся. Уехали. Ещё до рассвета. Димитрий зло пнул стоявшую тут же пустую кадку.

— Демонов оборотень! Уехал, когда так нужен!

Волшебства не случилось. Никто не появился со словами: "Чего шумите? Здесь я, здесь." Уютный и обжитый дом был покинут в спешке. И возвращаться сюда никто не собирался.

Чудес не бывает. Эта простая, давно познанная истина, наконец, дошла и до его головы. Снова.

Сам! Делай сам, ни на кого не надейся.

Но конечно и виноват тоже сам. Спугнул.

Надо представить план города. Вспомнить ощущение, которое вело его ночью.

Очень надо. Юные девушки не должны чувствовать бесконечную боль. Дети не должны умирать в муках. Два места — боль и страх. Эти два места надо найти. Может ли оказаться это ложным следом? Да. А может

и не оказаться.

Город… Город — это лабиринт чужих эмоций…

Боль. Боль у каждого своя. За зеркалом — целых две боли. Одна яростная, жаркая, целеустремлённая. Другая — застарелая, уставшая, с чувством безысходности, на нее кровоточащим знаменем нанизано всеобъемлющее, отдающее фанатизмом желание всех спасти. Димитрий никогда ещё (в этом городе, по крайней мере, ведь он познает себя заново) не смотрел вот так, через зеркало, но стекло хоть и размывало отголоски эмоций, однако не прятало их.

— А… Доктор?

Очнувшаяся девушка спрашивает напряжённо.

— Нет, — отвечает Дарьян. — Вы требовали ехать куда угодно, только не к нему.

— Но это…

— Его лечебница, да. Однако он о вас не знает. Это моя врачевательная комната, сид Угль сюда уже пару лет как не заходит.

— Благодарю. — Она со вздохом облегчения уронила голову обратно на подушки.

— У вас… Было много крови, я посмел сделать перевязку, иначе могло начаться заражение. Тем более платье и так было расшнуровано и порвано…

— Благодарю! — повторила ниса нарочито беспечно, но взгляд за спину кинула. Лежать на животе было неудобно, перевернуться же казалось непосильной задачей — каждое движение отдавалось невыносимой болью в спине.

Дарьян переставлял на полке какие-то баночки-склянки. Взгляд Нисы упёрся в его спину. Белая рубашка, закатанные рукава, волосатые руки. Было, конечно, немного страшно, но бить себя розгами — страшнее. Тем более, лучше помощник доктора, чем сам сид Угль. Сид покрывал отца, а Дарьян…

— А что вы делали ночью на улице?

— А вы?

Хам!

— Искала спасения.

— От кого?

Это было очень неудобно — разговаривать с чужой спиной!

— От… Папеньки.

Дарьян вздохнул.

— Ниса Бель, я многих лечил. Характерная особенность ваших травм — сильное повреждение надлопаточной области и плеча, досталось и шее. То есть… Как будто вас били не со стороны спины, а со стороны груди…

Ниса вцепилась в одеяло. Как можно язвительные произнесла:

— А вы что же! И… с той стороны лечили?

— Вы не заметили, что лежите в собственном платье? Я лишь разрезал на спине нижнюю сорочку.

— Но бинты…

— С той стороны поверх сорочки. Если понадобиться переделать, вам поможет… более безопасное лицо.

Обиделся, что ли? Это вопрос ясно читался на лице нисы.

— К тому же я счёл, что это лишнее. На платье спереди не было крови. Что говорит о том, что…

Девушка попыталась встать. Боль пронзила спину, из глаз брызнули слезы.

— Меня окружают одни идиоты, — прошипел Дарьян, подбегая к кровати. — Вы в своем уме?