Особые обстоятельства
Шрифт:
— А если я вас сейчас арестую?
Собеседник, казалось, искренне удивился.
— Помилуйте, на каком основании?
Димитрий задумался. Действительно, на каком?
— О! — воскликнул тем временем может-быть-оборотень. — Кажется, первое лицо города желает вашего внимания. Посмотрите, какой шустренький!
Димитрий посмотрел. По улице весьма бодрым шагом шел вен Кос. Младший, разумеется. И почти трезвый. По крайней мере он до сих пор не зацепился ногой за ногу и не упал в кусты.
— Присмотритесь! — шепнул на ухо шелестом ветра аптекарь и исчез так же неслышно,
Вен был далеко и признаков заинтересованности в разговоре не подавал (никто из приличных людей не кричит через пол-улицы: "Здравствуйте!" — что, несомненно, облегчает иногда жизнь людям менее приличным), так что сыщик поторопился исчезнуть за дверьми аптеки.
— Здрравствуйте.
Сейчас Рейфи говорила почти без акцента, не удлиняя согласные, хотя выговор у нее все равно был чудо какой напевно-рычащий.
— И вам здравствовать. Скажите, уважаемая, а продается ли у вас бальзам из сонного порошка?
— Прродается.
— И много покупают?
— Рредко.
— А когда последний раз брали?
— Недели трри наззад.
Рычит-то как интересно! "Трри".
Может, это она оборотень?
Ага, и оса заодно. С ее "наззад".
— И много купили?
Рейфи показала микроскопический флакончик.
— И все?
— Да.
Негусто.
— Спррросите у трравников.
Димитрий обвел аптеку ленивым взглядом. Стеллажи, полки, прилавок, банки-склянки, порошки, крема. Отдельный столик с косметическими средствами. Звереныш спит на сундуке в углу. Едва заметная дверь во внутреннее помещение. И там, за этой дверью — тот, кто дарит Рейфи спокойствие.
Не все слухи врут, да, господин аптекарь?
Пауза затянулась. Девушка смотрела на него спокойно-выжидательно, не торопила, не волновалась. Но дверь все равно бесшумно открылась, и мужчина безмолвной тенью стал за ее спиной. Намек был сделан яснее ясного: попробуй тронь! Здесь Димитрий никого трогать не собирался, только узнать про порошок, но сей короткий визит дал ему очень много пищи для размышлений.
Рейфи дернула плечом, безмолвно вопрошая: ну и зачем? Аптекарь так же молча придвинулся к ней на шаг. Было странно понимать, что они общаются вот так, движениями — и понимают друг друга. Было… завидно? Она стояла к нему спиной, он — за ее плечом, и его дыхание, наверно, едва заметно щекотало ей шею.
Что бы произошло здесь, если бы Димитрий вышел? Она откинулась бы немного назад, он — чуть наклонился вперёд, тела соприкоснулись бы, он обвил бы ее талию жилистыми "мужицкими" руками…
Нет? Димитрий ощутил и их единство, и их разобщённость. Нет. Есть какая-то граница. Стена. Что-то, закрытое от другого, тайное. И известное одновременно.
Так они прелюбодействуют или нет?
Вряд ли этот вопрос стоило задавать вслух. В любом случае это дела не касается. Их особые отношения теперь для него не секрет, а до какой грани они простираются не так важно. Если судить по времени, вен Кос должен был и дойти до лавки, и пройти дальше. Поэтому сыщик задерживаться не стал. Попрощался, вышел. Чуткое
— И ззачем? Осставил бы.
— Один раз уже оставил.
Далее подслушать не удалось — к Димитрию бросился вен Кос, видимо, поджидающий его у дверей.
— О, Кривз! Рад! Рад! Слышал, дело сделано? И вправду, нис Аль? Надеюсь, вы не боитесь его матушки? О, я сам иногда дрожу под ее взглядом! — молодой человек довольно мерзко, булькающе засмеялся. Сыщику стало противно.
— Ваш батюшка волнуется. — Не пытаясь скрыть сарказм, сказал он. — Я помню.
— Да-да! — радостно воскликнул вен. — Батюшка! Дело такого масштаба! Особые обстоятельства!
И посмотрел так внимательно, что у Димитрия по телу мурашки побежали.
— Сестра опять болеет, — вздохнул сын наместника. — Лекарство не помогло. Придется искать новое. Жаль, что столь многое из наук прошлого исчезло в огне войн и казней. Возможно, будь у нас знания предков, отцу удалось бы ее вылечить? А у вас есть сестры? Или братья?
— Нет, — буркнул сыщик раньше, чем обдумал вопрос. И понял, что действительно нет. Вообще никого. Давно.
Что с ними? Ведь была когда-то мать. И женщина с суровым лицом и холодными глазами. Очень строгая женщина, которая говорила ему, какое он отродье.
Мама… Цветана. Сломанный, смятый, увядший цветок. А та… Бабушка? Но он никогда ее так не называл. Не смел.
Их давно нет. Умерли. А больше и не было никого.
— Ох. Сочувствую! — опомнился вен Кос, но тут же добавил: — Ну что ж, поздравляю! Поспешу сказать отцу радостную новость!
Димитрий хотел сказать: "Не спешите!" — но молодой человек так стремительно рванул прочь, что пришлось бы кричать. Сыщик решил оставить все, как есть, и зашагал в сторону более людных улиц. В конце концов, в том, что все будут думать, что преступник найден, есть свои плюсы.
В мертвецкую его пустили без лишних слов — узнали. Димитрий попросил принести тело бездомного. Долго осматривал труп, потом — личные вещи. Часть из них уже куда-то пропала, то ли выбросили, то ли прикарманили. Но вот нательное белье нашлось (после взбучки, что должно было сохраниться хоть что-то). Очень хорошее нательное белье. Димитрию пришлось долго мучить расспросами местных служащих, те уже признались, что стащили часы из кармана хранителя музея, но продолжали уверять, что одежда нищего — та самая, с него снятая. Пришлось поверить. Но тогда встаёт вопрос, откуда такое хорошее белье у человека, живущего на улице?
Так может, он не тот, за кого себя выдавал? Ведь он знал слишком много про ритуал. И активно подталкивал всех к его проведению.
В очередной раз вызвали мелкого местного художника, который периодически помогал охранной службе с портретами всяких нарушителей. Димитрий еще в первый день поручил ему непременно нарисовать портрет нищего, но "как живого". Мужчина нервно сглотнул, косясь на труп, но кивнул. Теперь он отчитался, что почти все готово.
На первом этаже хозяйничали Власта с сыном. Сыщик поздоровался, прошел наверх… Чтобы дойти до окна в конце коридора и вылезти через него на улицу.