Особые обстоятельства
Шрифт:
— Он наблюдал за нами и решился напасть. Наверное, посчитал возможный куш достаточным для того, чтобы выбраться из этой дыры и начать новую жизнь.
— Да, основные тракты далеко, а с проезжающих крестьян и путников много не поимеешь, — согласно кивнул Риг.
— Наводку мы дадим, но нужно убираться отсюда подальше как можно скорее, — высказал всеобщую мысль Адарант, а потом посмотрел на меня. — Капрал Маррингл, ваш сокол способен отнести сообщение в город? Отправлять магвестника бесполезно, здесь связь блокируем не только мы, мерзавец позаботился, чтобы не могли позвать на помощь, а гонца догонят умертвия. По воздуху
— Да, конечно, — кивнула я.
— Тогда я сейчас подготовлю послание с личной печатью.
На этом наше короткое совещание закончилось. Рассиживаться было некогда. Пока отряд готовился к броску, я подозвала к себе Талису и давала наставления: к лесу не приближаться, велика вероятность нарваться на умертвие, да и в городе быть осторожной. Военных она знает и найдет для передачи послания. Удивительно, но Талиса все понимала. И она никогда не пушила перья перед вышестоящими по званию, понимая, что может доставить этим проблем. Но я перестраховалась и подкрепила еще мыслеобразами, кого нужно искать.
Подошедший Адарант прервал наше общение. При нем привязала послание и отправила свою девочку в небо. Лети! Взмыв ввысь, Талиса сделала круг и устремилась в направлении города.
— А я был одним из тех, кто голосовал против распускания почтовых голубей, — неожиданно признался маг, провожая Талису взглядом. — Над нами многие насмехались, говоря, что в век прогресса, порталов и кристаллов связи это пережиток прошлого. Но в полевых условиях порой именно они наиболее эффективны.
Даже не нашлась, что сказать, но маг и не ждал ответа. Тут же ушел отдавать приказ к выдвижению.
Тильда, несмотря на плохое самочувствие, и слова против не сказала, не меньше остальных желая убраться от места сражения подальше. Что удивительно, до самого вечера сидела в экипаже и не пищала, пока мы гнали на максимальной скорости через лес.
Видимой погони не было, но Адарант не успокоился, пока мы не выехали на открытую, холмистую местность. Уставшие, голодные, стали разбивать лагерь, возводя шатры. Об охоте уже не шло и речи, для ужина использовали захваченный с собой провиант. Отряд, оглядывавший окрестности, вернулся с сообщением, что неподалеку есть небольшое озеро.
Тильда после поездки выглядела измученной, а цвет лица отдавал в зелень. Дианта была получше, но тоже бледна. Я подошла к ним с предложением сходить освежиться. Пока все заняты делом, можем уединиться и искупаться, а то потом набегут желающие смыть с себя кровь и пыль дороги. Мое предложение поддержали с радостью, даже Тильда нос не кривила, и, взяв с собой чистую одежду, мы пошли к озеру.
***
Озеро оказалось небольшим, идеально круглым и со всех сторон укрытым густыми кустами. В паре мест я, правда, заметила просвет и густую зеленую траву у берега.
— Русалки, — прошептала Дианта, остановившись неподалеку и обхватив себя за плечи. В то время как Тильда с остервенением скидывала одежду и причитала, что на такие приключения она не подписывалась. Ну да, а то в гареме, небось, сладкая жизнь.
— Какие еще русалки? — спросила я устало, усаживаясь на траву. — Все уважающие себя русалки давно переселились на Голубые Острова. Ну разве что отшельницы остались.
— Они людей под воду утягивают, —
— Значит так, — решила сразу расставить все по местам, — русалок тут нет. Видите те синие цветы? Хрущевник. У них на него аллергия, сразу пятнами покрываются и чешутся. Где живут русалки, там хрущевника нет. Хочешь купаться? Иди прямо сейчас, потому что потом набегут солдаты и остальные. Будешь в их компании рассекать в водичке?
Грубо? Ну извините, папочка меня в военную школу отдавал, а не в пансион для благородных девиц. Туда мои сводные сестры отправились.
Но на Дианту мои слова подействовали. Она как-то сразу успокоилась и уже через минуту плескалась в воде. Правда, раздеваться полностью не стала, оставшись в длинной тонкой рубашке. И волосы заколола повыше. В то время как Тильда нагишом нырнула в воду. Вынырнула, сама похожая на русалку. Фигура у нее и правда оказалась роскошной: гибкой, тренированной, с аккуратной грудью. Потемневшие от воды волосы облепили плечи и спину. Я отметила, что кожа у танцовщицы белоснежная. Явно избегает загара, боясь испортить ее и заполучить ранние морщины.
Пока девушки плескались, я отдыхала. Сидеть вот так на траве, обхватив руками колени, казалось мне наивысшей точкой наслаждения. Особенно после боя. Потому я сейчас полной грудью вдыхала теплый воздух, наполненный запахами леса и воды. Чувствовать себя живой и здоровой, что может быть лучше?
А вот выгонять подопечных на берег пришлось едва ли не угрозами. Убедившись, что они оделись, отвела к лагерю, передала с рук на руки двум солдатам из своего взвода, а сама побежала обратно к озеру. Скинув испачканные останками чудовищ вещи, с наслаждением и едва ли не стонами погрузилась в чуть прохладную освежающую воду. Нырнула, проплыла немного и вынырнула, хватая воздух ртом. Смахнула прилипшие к лицу пряди, перевернулась на спину. О да!
Такие моменты надо ценить.
Потом я отыскала место, где вода доходила мне до пояса, и тщательно промыла волосы, распустив косы. Одежду придется отдать в стирку в лагере. Ничего, запасная есть, а когда достигнем Чори, то заберу форму и смогу наконец-то ощутить себя в своей тарелке. Завтра вроде Дианта дошьет лиф, можно будет уже не стрелять предупреждающими взглядами в особо любопытных и грудолюбивых соратников.
Пропуская сквозь пальцы намокшие пряди волос, я ощущала, как закатное солнце тепло гладит плечи. Еще полчаса — и начнут сгущаться сумерки. Но сейчас вокруг все словно оделось в золото и бронзу.
Сон души моей на ветках притаился и устал.
За окном небесный полог синей гладью вырастал…
Песня была не из тех, что я пела у костра, в компании соратников. Те песни били в упор, пробуждали и заставляли кровь кипеть. От них кулаки сжимались сами собой, а глаза сверкали.
Эти же строки я берегла, хранила и прятала от других. Пела только наедине с собой. За них я многое простила отцу.
Колыбельная, которую написала моя мама, когда носила меня.